Чайна Мьевиль - Крысиный король

Выйдя на улицу, он поежился. Пахло дымом – неподалеку жгли листья. Савл двинулся вниз по склону, в сторону библиотеки.

Он купил себе поесть в какой-то забегаловке и ел на ходу, стараясь идти помедленнее, чтобы не заляпать одежду соевым соусом и овощами. Жаль, солнце уже село. Уиллсден славится своими закатами. В такой день, когда почти нет облаков, свет, которому не мешают высокие здания, залил бы улицы, проник бы в самые дальние уголки. Окна, обращенные друг к другу, бесконечно отражали бы его, отправляя солнечных зайчиков в непредсказуемом направлении, а ряды кирпичей как будто бы светились изнутри.

Савл свернул в переулок. Отцовский дом показался впереди как раз вовремя – Савл чуть не помер от холода. Террагон-Меншен – уродливый викторианский квартал, приземистый и убогий. Перед ним был разбит сад: полоска грязной зелени, где гуляли только собаки. Отец жил на последнем этаже. Савл посмотрел наверх и увидел в окнах свет. Посмотрев в темные заросли кустарника по сторонам от крыльца, он поднялся по ступеням и вошел.

Огромный лифт со стальной дверью-решеткой он вниманием не удостоил, чтобы скрип и стоны его не выдали. Вместо этого он вскарабкался вверх по лестнице и осторожно открыл дверь.

В квартире было очень холодно.

Савл остановился в коридоре и прислушался. Сквозь дверь гостиной доносились звуки телевизора. Он подождал, но ничего не услышал. Савл поежился и огляделся.

Он знал, что нужно войти, растормошить отца, даже потянулся к дверной ручке. Потом остановился и покосился на свою комнату. Презирая самого себя, двинулся к ней.

Утром можно будет извиниться. «Папа, я решил, что ты спишь. Ты даже храпел. Я пришел пьяный и сразу лег. Так заколебался, что не хотел ни с кем разговаривать». Савл прислушался, но услышал только приглушенные пафосные реплики. Ночные теледебаты, которые отец обожал. Савл отвернулся и проскользнул в свою комнату.

Заснул он сразу. Савлу снилось, что ему холодно, и он даже проснулся один раз, чтобы поплотнее закутаться в одеяло. Потом ему приснился грохот и стук в дверь, такой громкий и отчетливый, что Савл проснулся и понял, что это не сон. В крови закипел адреналин, и Савл задрожал. Сердце перехватило. Он выбрался из постели.

Стоял дикий холод.

Кто-то стучал во входную дверь.

Стук не прекращался. Становилось страшно. Савл дрожал, ничего толком не соображая. Еще даже не рассвело. Он взглянул на часы и обнаружил, что только половина седьмого. Побрел в холл. Бесконечное «бум-бум-бум» никуда не делось, и к нему еще прибавились глухие неразборчивые крики.

Он кое-как влез в рубашку и крикнул:

– Кто там?

Удары не прекращались. Он спросил еще раз и на этот раз расслышал ответ:

– Полиция!

Савл попытался собраться с мыслями. Панически вспомнил о маленькой заначке с травой в ящике, но решил, что это глупо. Он же не наркодилер, чтобы на него облавы устраивали. Он уже хотел открыть дверь, хотя сердце все еще рвалось из груди, но тут вспомнил, что нужно бы проверить, действительно ли это полиция. Но было уже поздно. Дверь распахнулась, сбив его с ног, и в квартиру влетели люди.

Синие брюки и огромные ботинки везде вокруг. Савла подняли на ноги. От страха и злости он попытался наброситься на пришельцев, но кто-то ткнул его в живот, так что Савл согнулся пополам. Отовсюду эхом неслись обрывки бессмысленных фраз:

– …холодно, как в жопе…

– …ну и хрень…

– …гребаное стекло, не порежься…

– …сынок его, что ли? Наверняка обдолбанный…

И одновременно диктор утренней программы бодрым тоном рассказывала о погоде. Савл попытался повернуться и посмотреть, кто его держит.

– Какого хрена? – выдохнул он. Вместо ответа его впихнули в гостиную.

Там оказалось полно полиции, но Савл не стал смотреть на полицейских. Сначала он увидел телевизор. Девушка в ярком костюме предупреждала, что сегодня будет холодно. На диване стояла тарелка застывшей пасты, а на полу – полупустой стакан пива. Почувствовав порыв холодного ветра, Савл поднял взгляд. Занавески взлетали крыльями. На полу валялось битое стекло. В оконной раме стекла почти не осталось, не считая пары длинных острых осколков.

Савл затрясся от ужаса и шагнул к окну. Худой человек в штатском обернулся и внимательно посмотрел на него.

– Давайте в участок, – велел он полицейским.

Савла потащили к выходу. Комната кружилась перед глазами ярмарочной каруселью, мимо проносились книжные полки и маленькие фотографии отца. Он попытался повернуться обратно.

– Папа! – крикнул он. – Папа!

Его без труда выволокли из квартиры. Соседи выглядывали из дверей, и в темном коридоре на время становилось светлее. Савл видел непонимающие лица и руки, придерживающие халаты. Полусонные соседи смотрели на него. Он почти плакал.

Разглядеть тех, кто его держал, никак не получалось. Он кричал, умолял, спрашивал, что происходит, угрожал и ругался.

– Где отец? Что случилось?

– Заткнись.

Его ударили по почкам, правда несильно.

– Заткнись, говорят тебе.

Дверь лифта захлопнулась.

– Да что с отцом, черт побери?

При виде разбитого окна внутренний голос Савла заговорил. Правда, Савл его толком не слышал. В квартире было не до того, слишком много там ругались и хрустели битым стеклом. Но в относительной тишине лифта Савл наконец-то услышал тихий шепот.

«Умер, – говорил внутренний голос, – папа умер».

У Савла подогнулись колени. Его поддержали, и Савл бессильно обвис в чужих руках и застонал.

– Где папа?

Снаружи начинался мутный рассвет. Синие огни мигалок освещали полицейские машины и грязно-желтые стены. От морозного воздуха Савл немного пришел в себя. Он отчаянно дернулся, пытаясь рассмотреть что-нибудь за изгородью вокруг дома. Увидел лица в дыре, оставшейся вместо отцовского окна. Увидел, как блестит стеклянная пудра в пожухшей траве. Увидел угрожающие фигуры людей в форме. Все смотрели на него. Один полицейский растягивал между вбитыми в землю колышками ленту, ограждая небольшой участок земли. На этом участке склонился над бесформенной темной массой какой-то человек. Он тоже смотрел на Савла. Разглядеть за ним то, что лежало на траве, не получалось. А потом Савла утащили, и он ничего не успел увидеть.

Его втолкнули в одну из машин. У него кружилась голова, и он ничего не понимал. Дыхание участилось. В какой-то момент на запястьях защелкнули наручники. Савл кричал, но никто не обращал на него внимания.

Мимо пролетали улицы.

Его сунули в камеру, принесли чай и шмотки потеплее: серый кардиган и вельветовые штаны, вонявшие спиртом. Савл нацепил чужую одежду. Ждать пришлось долго.

Он лежал на койке, завернувшись в тонкое одеяло. Иногда слышал внутренний голос. «Это самоубийство. Папа покончил с собой».