Уильям Саймон - Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера

В каждом жилом корпусе дисциплинарно-исправительного центра был телефон федеральной службы государственных защитников. Такой телефон телекоммуникационные операторы называют средством прямой связи. Когда заключенный поднимает трубку подобного аппарата, его соединяют непосредственно с федеральной службой государственных защитников. Только по таким телефонам заключенные могут разговаривать, не опасаясь, что за ними следят. Эти правила гарантируют конфиденциальность отношений между клиентом и адвокатом. В то же время на коммутаторе телекоммуникационной компании эти телефоны запрограммированы так, что они не принимают входящие вызовы. Подобная функция называется на жаргоне связистов отклонением запроса. Кроме того, они не могут соединяться с какими-либо телефонными номерами, за исключением основного номера федеральной службы государственных адвокатов. Чтобы достичь цели, мне пришлось бы миновать этот мост.

Сначала нужно было достать номера. Всего за несколько минут я смог при помощи социальной инженерии добыть нужные данные в Pacific Bell и узнать десять номеров прямой связи, которые действуют в лос-анджелесской тюрьме.

Потом я позвонил в RCMAC (Уполномоченный центр по работе с недавними изменениями данных). Сказал, что звоню из управления Pacific Bell и прошу, чтобы функцию отклонения запроса немедленно сняли с этих десяти номеров. Служащая из RCMAC с готовностью выполнила мою просьбу.

Затем я набрал побольше воздуха и позвонил прямо в отдел по приему и освобождению самой тюрьмы.

«Говорит начальник подразделения Тэйлор. Терминал-Айленд», – произнес я, стараясь походить на раздраженного тюремного тунеядца, которого все достало. Потом я назвал имя из основной компьютерной системы бюро тюрем, а также регистрационный номер заключенного Поулсена. Я продолжал: «Здесь дежурит караул. Вы не могли бы для меня пробить регистрационный номер 95596-012?»

Когда тюремный служащий проверил номер Поулсена, я спросил, в каком корпусе его содержат. Клерк ответил: «Шестой южный».

Таким образом, круг сузился, но я все еще не знал, какие из интересовавших меня десяти номеров расположены в шестом южном блоке.

На моем кассетном плеере у меня был записан телефонный гудок, который длился примерно минуту. Это был обычный длинный гудок в трубке. План сработал бы только при условии, что какой-то заключенный снимет трубку и решит позвонить государственному адвокату в те две или три минуты, когда я звоню на телефон. Мне пришлось бы сделать много, очень много попыток прежде, чем кто-нибудь поднял трубку. Еще один случай, когда могут пригодиться железное терпение и твердая решимость достичь цели.

Когда же я попадал и заключенный успевал снять трубку, я давал ему послушать несколько гудков с плеера, а потом выключал кассету и говорил: «Служба государственных адвокатов, чем могу помочь?»

Заключенный спрашивал своего адвоката. Я отвечал: «Сейчас посмотрю, на месте ли он», – и делал вид, что на минутку отошел. Потом «возвращался», говорил парню, что его адвоката сейчас нет, и спрашивал, как зовут заключенного. Затем совсем непринужденно, как будто просто записываю всю важную информацию, уточнял: «В каком корпусе вы находитесь?»

В конце я говорил: «Хорошо, перезвоню вам через час-два». Поэтому никто бы не заметил, что множество государственных адвокатов почему-то не узнали, что им звонили. Каждый раз, когда я попадал на нового заключенного, он называл мне корпус, а я исключал номер из списка. Фиксируя информацию в блокноте, я медленно, но верно составлял карту и узнал, к каким тюремным корпусам относятся телефонные номера. Потратив несколько дней на такие звонки, я наткнулся на заключенного из шестого южного блока.

Внутренний добавочный номер шестого южного корпуса я помнил еще с тех пор, как сам сидел в одиночной камере в этом заведении. В те тягостные тюремные дни, чтобы чем-то занять голову и сохранить душевное здоровье, я слушал оповещения, поступавшие по системе тюремной громкой связи, и крепко запоминал все добавочные, которые слышал. Например, объявляли: «Старший офицер Дуглас, свяжитесь с начальником подразделения „Чепменом“ по номеру 427». Тогда я накрепко запоминал это имя вместе с номером. Как я уже говорил, у меня феноменальная память на телефонные номера. Даже сегодня, спустя много лет, я помню несколько номеров из этой тюрьмы, а также десятки или даже сотни номеров друзей, отделений телефонных компаний и других, которые мне, вероятно, никогда не понадобятся, но которые прочно запечатлелись у меня в голове.

Следующий шаг казался уже полной фантастикой. Мне нужно было найти способ позвонить в тюрьму и договориться о разговоре с Кевином Поулсеном, причем сделать все так, чтобы за нами в это время никто не следил.

Вот как я это устроил. Я позвонил на основной номер тюрьмы, представился начальником подразделения с ТА (так сокращенно называлась федеральная тюрьма на острове Терминал-Айленд) и попросил соединить меня с добавочным 366. Это был номер часового из шестого южного блока. Оператор направил меня куда надо.

Часовой ответил: «Шестой южный, Эджи».

Этого типа я помнил с тех пор, как сам сидел в тюряге. Ему и правда удалось устроить мне веселую жизнь. Однако я справился с накатившим гневом и сказал: «Это Маркус, отдел ПО (прием и освобождение). У вас находится заключенный Поулсен?»

«Ага».

«У нас остались кое-какие его шмотки, которые нам совершенно не нужны. Я хочу у него узнать, куда их отправить».

« Поулсен !» – рявкнул охранник гораздо громче, чем требовалось.

Когда Кевин взял трубку, я сказал: «Кевин, веди себя так, как будто говоришь с кем-то из отдела по приему и освобождению».

«Понял», – ответил он совершенно ровным голосом.

«Это Кевин», – сказал я. Мы никогда не встречались, но слава о Поулсене, разумеется, дошла до меня. Я полагал, он знал меня по тем же каналам, по которым и я его. Я подумал, вряд ли найдется другой Кевин, который мог бы позвонить ему в тюрьму!

Я сказал: «Подходи к телефону для связи с государственными адвокатами ровно в час дня. Подними трубку, но нажимай на рычаг, пока я не выйду на связь». Поскольку звонок на таких телефонах всегда был отключен, он не мог бы точно узнать, когда я буду на проводе. «Теперь назови мне свой домашний адрес так, чтобы Эджи слышал. Я ему сказал, что нужно куда-то переслать твои вещи». После того, сколько горя мне причинил Эджи, было очень приятно вот так обхитрить его и в то же время говорить с Поулсеном.

Ровно в час я позвонил на телефон для связи с государственными защитниками в шестой южный блок. Поскольку в наш первый разговор Поулсен почти ничего не сказал, я плохо представлял себе его голос и хотел убедиться, что говорю именно с ним, поэтому я задал ему небольшой проверочный вопрос: «Назови мне синтаксис приращения переменной в языке С».