Уильям Саймон - Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера

Они меня проигнорировали и снова принялись за обыск.

Моя удача мне не изменяла.

Это все-таки случается. Томас перетряхнул всю одежду в шкафу, дошел до моего старого лыжного костюма. Вынул из застегнутого на молнию внутреннего кармана клочок бумаги.

«Квитанция об оплате, – сказал он, – выписана на имя Кевина Митника».

Агент Томас заорал: «Вы арестованы!»

Не то что в каком-нибудь фильме: никто даже не пытался зачитать мне мои права.

Я был так осторожен, а теперь квиток из компании, где я работал совсем недолго после того, как покинул Бейт-Тшува, квиток, запрятанный на много лет в забытом кармане спортивной формы, решил мою судьбу.

Во рту у меня желчный привкус, я даже не смог подойти к раковине и сплюнуть. Сказал агентам, что мне нужно принять лекарство от рефлюксной болезни [173] Хроническое заболевание, которое заключается в забросе в пищевод содержимого желудка или двенадцатиперстной кишки (http://ru.wikipedia.org/wiki/Гастроэзофагеальная_рефлюксная_болезнь). . Они посмотрели на этикетку на пузырьке, убедились, что лекарство выписано врачом, но таблетку мне не дали.

Невероятно. Я продержался против них более трех с половиной часов, а до этого разгуливал прямо у них на виду почти три года, пока меня искали ФБР, Служба маршалов США и прочие секретные службы.

Теперь все кончено.

Агент Томас уставился на меня и сказал: «Все, Митник, доигрался!»

Вместо того, чтобы просто скрутить мне руки за спиной и защелкнуть наручники, заместитель маршала США надел мне и наручники, и цепь, опоясывающую живот, и ножные кандалы. Меня вывели за дверь. В тот момент я понял, что ухожу надолго. Слишком надолго.

Теперь мне предстояло обитать в тюрьме округа Уэйк, расположенной в центре города Рейли. Как же здешний прием не походил на южное гостеприимство! После того как я поступил туда на содержание, федеральные агенты выдавали все новые и новые строгие распоряжения о том, что меня нельзя и близко подпускать к телефону.

Абсолютно у всех людей в форме, которые проходили мимо моей камеры, я просил разрешить мне связаться с родными. Они же пропускали мои мольбы мимо ушей.

Все же одна из тюремщиц казалась более человечной. Я убедил ее, что мне нужно связаться с кем-то из членов семьи, чтобы договориться о внесении залога. Она сжалилась надо мной и ненадолго отвела меня в камеру с телефоном.

Первым делом я позвонил маме, ведь бабушка приехала к ней, и они переживали обо мне вместе. Они были в страшно растрепанных чувствах, очень огорчены и подавлены. Сколько же раз я доставлял им такое горе, наполняя их жизнь болью. Теперь их сын и внук снова оказался в тюрьме и, возможно, надолго.

Потом я набрал де Пэйну. Поскольку все звонки из телефонных камер прослушиваются, я мог сказать немного.

«А, слушаю!» – сонно пробурчал де Пэйн. По калифорнийскому времени было около часа ночи – наступало утро 15 февраля 1995 года.

«Вызов оплачивает принимающая сторона, – сказала телефонистка. – Вызывающий абонент, назовите ваше имя».

«Кевин».

«Принимающий абонент, вы готовы оплатить вызов?»

«Ага», – ответил де Пэйн.

«Меня этой ночью арестовало ФБР. Я в тюрьме города Рейли, штат Северная Каролина. Просто решил, что должен тебе об этом сказать», – сказал я моему товарищу-заговорщику.

Конечно, мне не пришлось добавлять, что ему необходимо снова срочно избавиться от всех улик.

На следующее утро у меня было первое слушание в суде, куда меня доставили все в том же черном спортивном костюме, в котором я ходил в тренажерный зал около 12 часов назад, в ту последнюю ночь, которую провел на воле.

Меня просто ошеломил битком набитый гудящий зал суда, где не было ни единого свободного места. Казалось, все собравшиеся вооружились либо фотоаппаратом, либо репортерским блокнотом. Такое журналистское шоу. Можно было подумать, что федералы поймали Мануэля Норьегу [175] Мануэль Норьега (род. 1934 г.) – офицер панамской Национальной гвардии, впоследствии президент Панамы, участник государственного переворота 1968 года. Отбывает длительное тюремное заключение за терроризм, торговлю наркотиками и политические убийства (http://ru.wikipedia.org/wiki/Мануэль_Норьега). .

Вдруг я увидел человека, который стоял на видном месте в этом зале. Его я никогда раньше не встречал лично, но узнал мгновенно. Это был Тсутому Шимомура. Возможно, ФБР никогда бы меня не схватило, если бы Шимомура не разъярился из-за того, что мне удалось прорваться на его серверы, все оттуда стащить, а потом смыться, не оставив следов.

Он на меня пристально уставился.

С ним была его девушка. Они одарили меня немигающим взором, особенно девушка. Джон Маркофф тоже здесь. Он записывает что-то в блокнот.

Слушание длилось всего несколько минут. Судья-магистрат вынес решение – содержание меня под стражей без права освобождения под залог.

Эта мысль просто непереносима: я возвращаюсь в одиночную камеру.

Пока меня выводили из зала в наручниках, я прошел мимо Шимми. Он победил. Честно и справедливо. Я кивнул ему и сделал жест, как будто снял шляпу: «Отлично сработано», сказал я.

Шимми кивнул мне в ответ.

Я выхожу из здания суда в цепях и слышу сверху крики: «Эй, Кев!» Смотрю вверх: на балконе столпилась сотня папарацци. Все они наставляют на меня фотоаппараты, щелчки и вспышки не прекращаются. «О Боже , – подумал я, – все зашло гораздо дальше, чем казалось». Никак не могу прийти в себя. Как же можно было раздуть из моего дела такую историю?

Разумеется, я не увидел статью Маркоффа, когда она только была опубликована. Однако этот материал, появившийся на следующий день в New York Times , который был длиннее опуса Маркоффа, напечатанного в этой газете в День независимости 1994 года, – наверняка закрепил в общественном сознании образ Усамы Бен Митника. Маркофф цитировал Кента Уолкера, помощника федерального прокурора из Сан-Франциско. Уолкер сказал, в частности: «[Митник] явно был самым разыскиваемым компьютерным хакером в мире. Есть основания считать, что он заполучил доступ к коммерческим тайнам стоимостью в миллиарды долларов. Он представлял очень большую угрозу».

Когда 4 июля вышла первая статья Маркоффа, меня разыскивали только за нарушение предписаний условно-досрочного освобождения, но эта история оставила у читателей такое впечатление, словно я суперзлодей, который угрожает каждому американцу. Теперь репортаж Маркоффа разжег настоящий пожар по поводу меня во всех остальных СМИ. Обо мне говорили в Dateline, Good Morning America и Бог знает в каких еще крупных телепередачах. Мое фото пестрело по всем новостям на протяжении трех дней.