Б. Седов - Удача

Промчавшись по набережной Макарова, я повернул на Малый и, увидев впереди несколько зеленых светофоров, поддал газу. Пролетев без остановки до Восемнадцатой линии, я сбавил скорость, и тут из-за стоявшего у поребрика «Уазика» выскочил мент.

В одной руке он держал радар, в другой – полосатую палку, которой указал сначала на меня, потом повелительным жестом на свободное место рядом с «Уазиком».

Чертыхнувшись, я нажал на тормоз и, резко вильнув, остановился в десятке метров от мента. Он закинул радар в «Уазик» и неторопливо направился ко мне. Я никогда не видел, чтобы люди ходили так неторопливо и лениво, как этот сытый подонок. Даже на похоронах убитые горем родственники переставляют ласты быстрее.

Из машины я, естественно, выходить не стал, а просто открыл до отказа окно и приготовил документы. Подойдя к окну, гаишник сделал ленивое движение правой рукой, приподняв ее сантиметров на двадцать и снова безвольно уронив. Это, по всей видимости, заменяло отдание чести.

– Сержант Брдргрищенко. Документики… – сказал мент.

Я протянул ему документы, и он начал изучать их.

Прошла целая минута, которую он отпустил мне на то, чтобы я сам начал разговор, но я молчал, и, не дождавшись заветного предложения разобраться на месте, он тяжело вздохнул и сказал:

– Нарушаем… Вы знаете, с какой скоростью ехали?

– Конечно, знаю, – бодро ответил я, – примерно сто тридцать.

– Вот видите, – горестно отозвался мент. – Значит – нарушаем сознательно. И что будем делать?

– Я не знаю, что вы собираетесь делать, – равнодушно сказал я. – Мое дело – нарушать, а уж вы сами решайте, что дальше.

Мент крякнул и вдруг шумно потянул носом.

Видимо, из салона понесло пивом, которого я, катаясь по Городу с Петровичем, выпил ровно шесть бутылочек.

– Сколько сегодня выпили? – спросил мент уже другим, строгим голосом.

Видимо, почувствовал, что добыча может быть более крупной, чем при превышении скорости.

– Шесть бутылок пива, – спокойно ответил я, – и еще выпью.

– Не знаю, не знаю…, – с сомнением сказал мент. – Сейчас машинку на штрафплощадочку, а потом будем разбираться. Выйдите из машины.

Петрович, катая меня по Городу, между делом рассказал мне о том, что происходит на фронте штрафов, взяток и вообще отношений с гаишниками, и теперь я точно знал, как себя вести. Я, конечно, и раньше знал, как разговаривать с жадными разжиревшими свиньями в форме сотрудников ГИБДД, но свежая информация не помешала, и я старательно намотал ее на ус.

Заглушив двигатель, я вышел из машины и встал напротив мента.

Ростом он был примерно с меня, но весил килограммов сто тридцать, и этот вес приходился вовсе не на могучие мышцы, а на тугое сало и дикое мясо. На его багровом затылке я насчитал четыре складки, подбородков было всего лишь два, зато второй весил килограмма три, а нос был защемлен между весьма выдающимися и выпуклыми щеками. Брюхо у него, естественно, тоже имелось, а под носом росли густые черные усы.

– Значит, машинку сейчас на штрафплощадочку, – повторил мент, – но сначала оформим протокольчик.

– Машинка, штрафплощадочка, протокольчик… – усмехнулся я. – Ты что, в песочнице сидишь, что ли?

Мент удивленно посмотрел на меня и сказал:

– А вы не наглейте.

– Я наглею? – удивился я. – Ладно, не будем об этом. Ты лучше послушай, что я тебе скажу.

– Ну и что вы мне скажете? – хмыкнул мент.

Я достал из кармана пачку баксов и повертел ею перед его носом.

– Видишь? Это доллары. Сейчас я дам тебе сотню и поеду дальше. А если ты упрешься, то я дам твоему начальнику пять. И все равно поеду дальше, но тогда ты останешься ни с чем и даже больше чем ни с чем. Я долго не был в России, и в первый же день видеть твою поганую морду – слишком большое огорчение. Поэтому, если ты упрешься, как баран, я дам другим людям тысячу, и тебя на следующий же день повяжут на взятке. Ты ведь не можешь не брать взятки – тебе нужно приносить деньги начальнику. Верно? Верно. Поэтому держи сотню и будь здоров.

Я протянул ему купюру, но он стоял и молчал, не зная, как отреагировать на такую наглую, но в то же время совершенно справедливую декларацию. Тогда я сунул деньги ему в нагрудный карман рубашки, забрал из его неподвижной руки документы и открыл дверь «Нексии». Уже сев за руль, я высунулся в окно и добавил:

– А если сообщишь своим по рации, что тут такой сладкий ездит, тогда у нас с тобой будет совсем другой разговор.

Отъехав, я посмотрел в зеркало. Мент так и стоял как столб, глядя мне вслед.

Мне вдруг пришла в голову дурацкая мысль, что он сейчас очухается и бросится за мной в погоню, но этого, конечно же не произошло. Ему нужно было кормить жену и детей, из которых при таком отце вырастет известно что, поэтому он схавал и то, что я ему сказал, и сто долларов.

Работа у него такая.

И такие вещи, как гордость, честь и совесть, этой работе только мешают.

Наконец впереди показалось массивное здание гостиницы «Прибалтийская». Подъезжая к пандусу, я вспомнил, как дважды встречался здесь со Стилетом. Оба раза мы стояли на берегу, и ветер красиво раздувал наши плащи. А мы с ним вели конкретные базары о делах скорбных, и скоро мне предстояло встретиться со Стилетом снова, и не один раз. Он фигурировал в моих коварных планах, и в той операции, которую я намеревался провести здесь, в Городе, ему отводилось важное место. Потом я, конечно, разменяю его, как обычную фигуру… Но это – потом.

А пока мне нужен был номер с видом на залив.

Помывшись и переодевшись в свежее, я стоял у огромного окна, пил кофе и смотрел на Залив с высоты одиннадцатого этажа.

По небу быстро ползли красивые тучи, над сизой водой тут и там мотались паруса виндсерферов, несколько белых пароходов медленно двигались по фарватеру, а из Петродворца в туче водяной пыли неслась «Ракета» на подводных крыльях.

Ах, как я люблю свой Город…

И вовсе не потому, что я та самая лягушка, которая хвалит родное болото.

Нет.

Просто я никогда не поверю, что какая-нибудь Тюмень или Самара может вызывать у человека, живущего там, такие чувства, как Петербург. Да, я питерский шовинист. Но мой шовинизм имеет очень веские основания, и никто не сможет доказать мне, что я неправ. Я видел много городов мира и точно знаю, что любить можно очень немногие из них. В России – тьфу, не в России, конечно, а в бывшем Союзе – таких городов я могу назвать, наверное, только один. Это – Киев. Ну, может быть, еще Москва, но она гнилая насквозь, и даже сами москвичи не очень уверенно возражают, когда говоришь им такое.

Я посмотрел на стенные часы.

Половина седьмого.

Ну что же, можно начинать многоходовую комбинацию моей Игры.