Б. Седов - Удача

– Я понимаю ваш намек, – Стилет усмехнулся, – не я, так кто-нибудь другой. Вы это имели в виду?

– Честно говоря, нет, – ответил Знахарь, – но, конечно же, так оно и есть. Не вы, так кто-нибудь другой. Однако я не люблю резко менять направление, по которому иду, и надеюсь, что Георгий Иванович не ошибся, назвав мне именно вас.

– Он не ошибся… – Стилет задумчиво посмотрел на Знахаря. – А вы знаете, что два месяца назад его убили?

– Нет, до этой минуты не знал, – Знахарь нахмурился. – А за что?

– Неизвестно. Но, скорее всего, на деловой почве. И убил его один русский деятель. Его зовут Знахарь.

– Знахарь… Да, я слышал это имя, но никогда не встречался лично. В Штатах это известная фигура. Но – не встречал.

– А я бы, если встретил… – лицо Стилета исказилось, и он сжал кулаки, – если бы встретил…

– Что, у вас с ним были проблемы? – участливо спросил Знахарь.

– Проблемы… – Стилет покрутил головой. – Не будем об этом.

Он посмотрел на Знахаря и сказал:

– Ваше предложение… Прямо скажем – шикарное предложение. Но я не могу прямо сейчас сказать вам «да». Я скажу вам «да» завтра.

– А вы уверены, что скажете именно «да»? – улыбнулся Знахарь.

– Вы сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться, – Стилет тоже улыбнулся, – но вы же понимаете, что я должен обдумать свой ответ, даже если я уже сейчас знаю, что он будет положительным. Дело слишком серьезное.

– Хорошо. Где мы увидимся завтра?

– А где вы остановились?

– В «Прибалтийской», – ответил Знахарь, понимая, что скрывать место проживания – глупо.

– Очень хорошо. Тогда – в двенадцать часов дня на берегу залива, за гостиницей. Самое подходящее место для серьезных деловых разговоров.

– Годится. – Знахарь поднялся из-за стола.

– Годится. – Стилет тоже встал.

Они крепко пожали друг другу руки, и Стилет, повернувшись к Доктору, который вполголоса беседовал с каким-то братком, незаметно появившимся в зале, сказал:

– Проводи гостя.

Доктор встал, подошел к двери и откинул перед Знахарем портьеру.

Проходя мимо него, Знахарь почувствовал, как его кольнула иголочка грусти. Оказывается, в положении человека-невидимки были свои минусы. А ведь как здорово было бы хлопнуть Доктора по плечу и спросить – ну, что, Доктор, как твои дела-делишки? А Доктор бы ответил – слышь, Знахарь, дела у прокурора, а делишки у моей шишки!

И оба рассмеялись бы, как раньше…

Выйдя на улицу, Знахарь уселся за руль своей новенькой «Нексии» и, засунув ключ в замок зажигания, подумал – и почему это Стилет так любит встречаться на этом месте, за гостиницей?

Может, оно у него пристреляно?

Разбудил меня решительный стук в дверь.

Сначала я хотел сделать вид, что меня нет, но стук повторился и был он уже гораздо более требовательным, чем в первый раз. Чертыхаясь, я сполз с кровати, нацепил халат и, подойдя к двери, распахнул ее.

В коридоре стояли худой ментовский майор и несколько омоновцев.

Так, блин, приехали – подумал я.

Неужели Стилет постарался? Быть того не может. Да и какой смысл?

– Вы в этом номере живете? – спросил майор, стоявший прямо перед моей дверью.

Толпившиеся за его спиной омоновцы угрюмо давили меня недобрыми взглядами через прорези в масках и шевелили пальцами на спусках укороченных автоматов.

– Да, я живу в этом номере, и я гражданин Соединенных Штатов Америки, – ответил я, завязывая кушак. – А в чем дело?

– Вы слышали что-нибудь этой ночью? – спросил майор, пропустив мимо ушей мой намек на разницу в положениях, которая вытекала из разницы в гражданстве.

– Ничего не слышал, – ответил я, – ночью я обычно крепко сплю. А что случилось?

– Ничего особенного, – ответил майор.

Но тут за его спиной двое санитаров пронесли носилки, на которых лежал человек, накрытый окровавленной простыней. Там, где под простыней была голова, крови было особенно много. А из-под простыни высовывалась безвольно болтавшаяся смуглая рука, заросшая густым черным волосом.

– Ага! – сказал я и, высунувшись в коридор, посмотрел налево.

Дверь в тот номер, из которого вчера выглядывал хачик в трусах, была открыта, и как раз в это время из нее вынесли другие носилки, на которых под простыней лежал еще один труп, тоже весьма окровавленный.

– Ого! – сказал я и посмотрел на майора, – теперь это называется «ничего особенного»?

Майор открыл было рот, чтобы что-то сказать мне, но тут откуда ни возьмись, появился телеоператор и человек с микрофоном на длинной ручке. Они попытались прошмыгнуть мимо майора в сторону места кровавых событий, но не тут-то было.

Майор сделал знак омоновцам, и пронырливых телевизионщиков профессионально оттеснили на площадку к лифтам. Оттуда послышались слабые возгласы «вы не имеете права», «люди имеют право знать», но они быстро стихли, и мы с майором снова посмотрели друг на друга.

– Вопросов больше нет? – спросил я, демонстративно взявшись за ручку двери.

– Назовите ваше имя, – сказал майор.

– Узнайте его у дежурной, – ответил я и начал закрывать дверь.

Майор подпер дверь ногой и сказал:

– Она тоже… там.

И мотнул головой в сторону хачиковского номера.

Я посмотрел туда и почувствовал, что моя злость куда-то улетучилась. Я отпустил дверь и, внимательно посмотрев на майора, только теперь увидел, что у него под глазами серые мешки, а склера покрыта отчетливо видной сеткой кровеносных сосудов, которая появляется от недосыпания и переутомления.

Ощутив некоторую неловкость, я сказал:

– Извините, майор. Я по утрам не очень вежлив, особенно если меня так резко будят. Меня зовут Майкл Боткин. Если будет нужно – я к вашим услугам, но я в самом деле ничего не слышал.

Майор кивнул и, посмотрев в сторону лифта, где омоновцы небрежно зажимали в угол репортеров, сказал:

– Этим уродам только бы крови побольше… Я тоже посмотрел туда и спросил:

– Так что же случилось?

Майор с силой потер руками лицо и, пожав плечами, ответил:

– Наркокурьеры. Обычное дело. Вечером смотрите новости, там все расскажут.

Потом он придал лицу официальное выражение и добавил:

– Извините за беспокойство. И ушел.

Я закрыл дверь и, чувствуя, что сна у меня уже ни в одном глазу, направился в ванную, где, встав под душ, за десять минут привел себя в бодрое и дееспособное состояние.

После этого быстро оделся и, посмотрев на часы, вышел из номера.

Было ровно одиннадцать, и я еще вполне успевал на утренний шведский стол. Спустившись вниз, я огляделся и увидел вход в харчевню.

Войдя внутрь, я почувствовал, как внутренний компас уверенно указывает на стойку, где теснились разнокалиберные бутылки, но сделав усилие над собой, направился в сторону молочного ряда.