Александр Золотько - Под позолотой — кровь

И еще, надо пораньше с утра кончать с Нинкой. Не в полдень, а сразу, как только солнце взойдет. Пусть приходит. Если Малявку замочить удастся – просто умрет. Если нет, ему терять нечего, он напоследок ей еще вставит.

Мусор представил, как одновременно с оргазмом он нажмет на спуск пистолета, и почти боль вспыхнула у него в паху. Так он и сделает. Так и сделает.

В больнице пахло больницей. И это был не запах лекарств и озона. Эта была смесь тошнотворных ароматов больничной еды, резкого запаха хлора, грязного белья, крепко приправленная человеческими страхами и болью.

Гаврилин не так часто бывал в больницах, но когда бы не заходил туда, в любое время и в любую пору года, атмосфера больницы была везде одинакова. Только здесь она была замешана еще на неподвижной духоте ночи.

Тяжелые больные обычно умирают под утро, подумал Гаврилин и поморщился. Его подташнивало. Пережить такую ночь вообще непросто. Черная неподвижность давила со всех сторон, и у Гаврилина вдруг мелькнула полубезумная мысль, что окна в коридорах больницы открылись во внутрь именно под давлением ночи. Что стены тоже подрагивают под напором темноты, что бетон стен может не выдержать, и все обрушится. А ночь будет комкать горячими ладонями темноты эти руины, и между ее пальцами будут выскальзывать души, задохнувшихся мраком.

Гаврилин прислонился к стене и вытер пот со лба. Нервы совсем разгулялись. Нервы нужно держать в кулаке, нервы это ваше оружие, господин Гаврилин. Ваше смертельное оружие. Или как там говорили отцы-наставники.

В больницу пропустили неожиданно легко. Дежурная медсестра, услышав, что племянник пришел к бабе Агате и ее мужу, сразу же громыхнула засовом и открыла дверь.

В предбаннике приемного отделения помимо нее был еще милиционер. Охраняют, подумал Гаврилин, кого-то из больных охраняют. Или Дашу, или убийцу, подобранного днем. А может, и того и другого.

Потом, уже двинувшись по полутемному коридору к хирургическому отделению, Гаврилин понял, что этот мент здесь дежурит постоянно. Как и во всех приемных отделениях. Чтобы регистрировать поступление возможных жертв возможных преступлений.

А охрана должна быть поближе к палатам. Просто гений проницательности, Шерлок Пуаро, родной сын Агаты Кристи.

Жарко, лифты не работают, значит, неизбежно хирургия должна размещаться на предпоследнем этаже. На пятом. Могло быть, правда, и хуже, но не на много. Обычно на физическую форму Гаврилин не жаловался, сегодня слишком много выпало на его долю. Да и удар, полученный на пляже, о себе напоминал постоянно. Наблюдателю пришлось дважды останавливаться на лестнице.

Первый охранник находился на пятом этаже возле стола дежурной медсестры. Форменная рубашка расстегнута почти полностью, фуражка на столе, рядом с автоматом. И выражение лица ясно говорит, что мысли у мента вращаются не вокруг несения службы, неусыпного и бдительного, а вокруг медсестры, сидевшей рядом.

Во всяком случае, на появление из полумрака лестничной клетки Гаврилина он отреагировал вяло.

– Кто? – не хватаясь за оружие, спросил милиционер. В голосе его звучало что угодно, кроме суровости и непреклонности. «Кто лазит по этой гребаной больнице среди ночи и отрывает его от созерцания форм собеседницы?».

– К бабе Агате, племянник, – ответил Гаврилин и тут же выпал из поля внимания охранника.

Правильно, все женщины на юге ходят без белья, а все охранники теряют из-за этого голову. Гаврилин вспомнил мелкие пузырьки крови, вылетающие из затылка охранника в кафе и сглотнул подступившую к горлу тошноту.

– В пятой палате, по левой стороне, – сказала медсестра и снова повернулась к собеседнику.

Гаврилин двинулся по коридору и увидел еще трех милиционеров. Они сидели на стульях дальше по коридору, возле одной из дверей. У этих автоматов не было, и выглядели они раздраженными. Гаврилин к их разговору особенно не прислушивался, но говорили менты громко и резко. Посему на него внимания не обратили.

Гаврилин осторожно потянул на себя дверь палаты. Духота толкнула его в лицо. Только к общему аромату больницы здесь примешался еще и запах смерти. Смерти, подумал Гаврилин и передернул плечами.

Баба Агата сидела на стуле возле кровати и, не глядя на руки, вязала. Услышав скрип двери, она обернулась.

– Это я, баба Агата.

– Чего приперся?

– Это…

– Только не говори, что пришел проведать меня или дядю Сашу.

Карга старая, почти со злость подумал Гаврилин. Ну не проведать пришел, ясное дело. Зачем же так сразу в лоб?

– Говори, что нужно.

– Э, – Гаврилин прикрыл за собой дверь, – как дела у дяди Саши.

– А как могут быть дела семидесятипятилетнего хрена с гангреной и одной ногой? Он уже третий день в сознание не приходит. – Баба Агата сердито бросила вязание на тумбочку. – Он не приходит в сознание, а я тут как идиотка сижу все ночи напролет. Ты тут еще приперся.

Баба Агата говорила громко, и Гаврилин с опаской посмотрел на стоявшие в палате кровати.

– Да не косись ты, один Саша тут. А ему наши разговоры до задницы. Чего приперся, спрашиваю?

– Спросить хотел.

– О Марине?

– Не совсем. То есть, нет, не о Марине, – Гаврилин беззвучно выругался, баба Агата не терпела никакой дипломатии и в результате вместо плавного перехода к интересующему вопросу, очень осторожного и конспиративного, нужно было спрашивать напрямую.

– Тут в вашем отделении кого-то охраняют…

– Ты о ментах, что ли?

– Да.

– Говорят, в палате лежит тот, кто всех в «Южанке» перестрелял. Перестрелял, значит, всех, а потом в горы чего-то полез, сорвался и побился сильно. К нему уже сам Симоненко приезжал.

– Симоненко?

– Начальник городской милиции. Вначале двух ментов прислал, а потом еще.

Гаврилин помялся немного. Он почувствовал какую-то странную ироничную интонацию в голосе бабы Агаты. Плевать.

– Вы так говорите, будто не верите, что это он и есть убийца.

– А, верю, не верю – какая разница. Только я думаю, что у того, кто таких людей убил, ума должно было хватить не лезть в горы.

Толково. Это он опять проворонил. И видел же досье на группу. Ясно ведь было сказано, что интеллект выше среднего, не говоря уже о физической и специальной подготовке. Выше среднего. Так что, скорее всего, в палате не Палач, а кто-то другой. И это значит, что Даша попала в больницу не специально.

– А… – начал было Гаврилин, но услышав, о чем говорит баба Агата, замолчал.

– Целый день сегодня в больницу покойников везут. Девчата говорили, в покойницкой места свободного уже нет.

– Так уж и нет?

– Сам считай. Девять покойников привезли из «Южанки», троих, Васю Кинутого, Серого и Гопу, днем привезли, троих привезли вот совсем недавно, с набережной. А перед этим незадолго, еще троих после аварии. Только говорят, что женщина, из аварии, свидетельницей была в кафе. Вот и посчитай. Восемнадцать выходит.