Михаил Нестеров - Игра по своим правилам

— Я заметил. Скоро окружать начнут.

— Да, не удалось нам тихим бесом подобраться к Рафаэлю...

— Слышь, Кок?

— Ну?

— Я давно хотел спросить тебя: почему ты болтаешь без умолку? У тебя что, мышцы на языке особые?

— Да и сам этому не рад, — вздохнул Николай, отжимая мокрый рукав куртки. — Я много раз думал, откуда во мне так много сварливого. И наконец понял одну вещь. Не без помощи нашей рекламщицы. Знаешь, я беседовал с ней. Она сказала: «Ты, брат, из категории „единожды сболтнувши“. И это стало твоей второй натурой». Я ей говорю: «Да я отдыхаю сам от себя, когда вокруг нет никого, и становлюсь милым парнем!»

Николай обворожительно улыбнулся и предстал перед товарищем совсем другим человеком. Тимуру даже показалось, что он стал красивее.

Только в этот раз болтовня Кока была насквозь пропитана тревогой за товарищей. В каждом слове, в каждом жесте волнение. Он и Тимур взяли на себя ответственность за сохранность боевой единицы, понимая, что Джеб и Чижик могут остаться за парапетом навсегда. Это был тяжелый, но необходимый выбор.

— По нашим уже из трех точек долбят. Готов, Тима?

— Да.

Акоста был участником нападения на городок Арболедо, в котором находились около тридцати полицейских. Его вместе с жителями партизаны сожгли, обстреляв из минометов баллонами с пропаном. Скверно, что сейчас нет под рукой уникальных боеприпасов объемного взрыва, пожалел Акоста.

Он защищал территорию — не людей. Как и Рафаэль Эспарза, он был прежде всего хищником и считал, что в одном ареале можно и нужно ужиться двум зверям. Рядом с львиным прайдом всегда находятся коварные гиены, умные шакалы, рачительные грифы. Природа распорядилась так, что они не могли существовать друг без друга. И люди не нашли ничего лучшего, как скопировать с природы. Жизнь без врагов — это утопия.

Люди сейчас далеко, в десятке миль отсюда. Может быть, они уже мертвы. Но жив ареал.

Вторая подгруппа во флигеле, уже был уверен Акоста. Там, где замолкла рация Кастилло. Сейчас командир партизан довольно точно определил состав диверсионного отряда. Если здесь до четырех боевиков, то в общей сложности их не больше восьми. Они не могут прийти на помощь, поскольку отрезаны расстоянием, отсечены друг от друга открытым и хорошо простреливаемым пространством. Они сами себе уготовили ловушку, поделив между собой два объекта.

Акоста находился в покоях Рафаэля Эспарзы. За его спиной стояла деревянная кровать. Справа высился массивный комод и инкрустированная шкатулка на нем. Рядом лежали очки — эта несуразная вещь. В представлении Акосты дон Эспарза не мог быть ни близоруким, ни дальнозорким. Крайний случай — вконец слепым.

В комнате повисло синеватое облако пороховых газов. Дым не спешил улетучиться через распахнутое окно; касаясь краем тюля, он отражался на другой конец спальни, к самой двери, у которой нашел себе место Энрике Суарес. По виду — совершенно спокойный. Он один не принимал участия в артподготовке. Может быть, он ждал того момента, когда отряд Акосты в едином порыве ринется в атаку и сомнет засевших в укрытии русских боевиков. За эти долгие часы Акоста и Энрике не обменялись ни словом. И если Акоста перебрасывался короткими фразами со своими бойцами, то Энрике играл в мысленный сквош. Его мысли быстрыми мячиками отскакивали от стены и возвращались обратно.

Городской офис. Строгий костюм, галстук, блестящие волосы. Он далеко от изгороди, за которой, требуя мяса, противно визжат свиньи-убийцы.

И еще запах кишок отчего-то преследовал Энрике. Противный запах еще горячих внутренностей, переливающихся на свету отвратительной серо-красной массой.

Энрике держал на коленях бутылку виски и методично прихлебывал бодрящий напиток. Он поймал себя на мысли: ему все равно, чем закончится это противостояние. Его швырнуло на периферию; и даже в этой комнате он занял место у самого края.

«Закопайте ее где-нибудь». Он пинает мертвое тело русской проститутки. Мельком оглядывает Сальму и ее детей, отворачивается от ее болтливого мужа. Он забыл об этом, но вот пришлось вспомнить.

Акоста тоже был в доме Аланиз. Он насиловал младшую дочь Сальмы, но помнит ли об этом?

Продолжительный взгляд на спину партизана...

Нет, он сразу же забыл об этом, не успев засунуть свой член, обагренный кровью и лоснящийся от спермы, обратно в штаны.

Энрике неожиданно улыбнулся. Он был единственным человеком в Колумбии, который мог не только точно представить состав диверсионной группы, но и припомнить внешность каждого бойца. Троих он лично «вел» в столичном аэропорту «Эльдорадо», остальные под их прикрытием благополучно приземлились за бровкой зеленых насаждений гасиенды.

— Их четверо.

— Что? — Акоста обернулся. Поначалу он не понял, кто к нему обращается. Несколько мгновений он смотрел на своего товарища, стреляющего из соседнего окна. Затем вперил свои поросячьи глаза в Энрике.

— Их четверо, — повторил тот и повел шеей. Сейчас коронный удар «лесоруба» вызвал улыбку, но днями ранее Энрике было не до веселья. Джеб мог убить любое белковое существо, своротив ему шею. Не верится, что вообще возможно на такую высоту поднять ногу, задержать ее в мертвой точке и обрушить с мощью стрелы башенного крана.

— Откуда ты знаешь?

— Бородатый урод тоже здесь.

"Интересно, что может он? Единственное его предназначение в команде — поддерживать товарищей словом".

Раскосого инструктора, обладающего приличной мускулатурой, Энрике по имени не знал. Равно как и его приятеля — черноглазого, хмурого и замкнутого типа.

— Откуда ты знаешь, что их четверо? — повторил Акоста, надрывая голос. — И кого ты назвал бородатым уродом?

— Я видел их в Испании.

Акоста сощурился. Он не доверял никому. Он был похож на Джорга Брисено, первого помощника команданте Маруланда, популярного на всем континенте, — как Василий Чапаев за Уралом. Однако сейчас слова Энрике подтверждали все, что происходило снаружи виллы и внутри черепной коробки самого Акосты. Он снова покачал головой: группа целиком попала в засаду.

Более не мешкая, он отдал приказ. Один за другим свои места оставили двенадцать человек. Они сгрудились у центральной двери и ждали очередного распоряжения своего командира. Огневые точки заметно поредели, но прикрытия из десятка стволов хватит для того, чтобы молниеносным броском окружить четверку диверсантов и изрешетить их в кровавое мочало.

Кок и Тимур хладнокровно дождались того момента, когда противник, накрыв плотным огнем диверсионную группу, пойдет в атаку. Массированный огонь колумбийцев так и не выявил другие огневые точки русских диверсантов. Они не выдали себя. И только сейчас, когда центральные двери виллы распахнулись, выпуская полтора десятка партизан под прикрытием их товарищей на крыше, против них отработали сразу два ствола. Один — с силой огня станкового пулемета. Мощные винтовочные патроны перемалывались с сумасшедшей скоростью, каждую секунду из ствола пулемета вылетало десять пуль. Кок опустился на колено и косил огнем противника. Он не израсходовал и половины ленты, когда возле двери образовалась груда тел. Подняв пулемет, Николай накрыл длинной очередью стрелков на крыше. Приклад бил в его плечо с такой силой и частотой, что тело бойца сотрясалось, прыгали щеки, глаза мигали на манер стробоскопа. Фактически он в одиночку уложил основную часть партизан и уже выступал в другом качестве. Под непрерывным огнем его пулемета остальные диверсанты рванули к вилле. Они перепрыгивали через тела убитых боевиков и ныряли в темноту здания. «Аутсайдер», показав Энрике, на что он способен, покинул поле боя последним. Он, на ходу стреляя короткими очередями, отрывисто и возбужденно покрикивал.