Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Да что ты так волнуешься, полковник? – я скривил губы в усмешке. Во всяком случае, попытался это сделать. – Я же просто так, для связки слов. Уж больно пушка занятная.

– Кстати, о пушке! – в голове Ацидиса сработала странная ассоциация. – К тебе кто-то заходил. Какая-то девушка. Сказала, что ее зовут Анжела и что она твоя хорошая знакомая. Ты что, кого-то знал в нашем городе?

– Анжела! – обрадовался я, не обратив внимания на последний вопрос. – Подозреваю, это моя невеста. Полковник, если вас не затруднит, передайте ей, чтобы зашла в еще раз.

– Да нет, не затруднит, – сказал он, недовольный тем, что его вопрос был проигнорирован. И решил-таки настоять на своем: – Так ты ее давно знаешь?

– На следующий день после прилета познакомились. Когда я машину в прокате брал. Машину бы вернуть не мешало. Она либо у ментов на арестплощадке, либо на Дубовой, 73. Я ее там оставлял, когда у меня документы забрали. Черная такая «Волга»…

– Давно уже вернули. Как на счет твоих документов договаривались, так и решили, что они сами машину в агентство отгонят. Я веду дело с самого начала, так что вся информация через меня проходит. Вернее, так должно быть в идеале. С такими агентами, как ты и Ружин, это не очень-то получалось. Ружин еще хоть как-то информировал, а с тобой вообще связи не было, если не считать Гаврилы Сотникова.

– Ну, извини, академиев не кончал, – действовали бы мои руки, я бы обязательно развел ими в шутовском жесте, чтобы показать, насколько безосновательны его претензии. Ишь, чего удумал – профессионального киллера в шеренгу по двое выстроить и заставить рассчитываться на первый-второй.

– Да уж догадался, – он снова усмехнулся голосом. – Все равно спасибо тебе огромное. Не знаю, кем ты был раньше – вернее, каким ты был, может, сволочью законченной, – но, на мой взгляд, ты себя реабилитировал. Чистую биографию и новое имя честно отработал. Как насчет пластической операции?

– Спасибо, лучше откажусь, – возразил я. – Я к своему лицу как-то привык, три десятка лет таскаю, а оно даже не износилось. Добротно сделано. Уж лучше его оставлю. А чтобы не приставали – бороду отпущу.

– Дело, конечно, хозяйское, – согласился полковник. – Настаивать не буду. Я не хулиган, чтобы людям против воли портрет перекраивать. Но мой совет…

– Не хочу, – упрямо повторил я. – У меня, полковник, Анжела появилась. Она меня неправильно поймет, если я начну лица менять чаще, чем трусы.

– Ладно, молчу. А что там с именем?

– А что с именем?

– Документы на чье имя делать будем? Николаева Николая Николаевича?

– Вот уж дудки! С таким ФИО мне за маму с папой стыдно будет. Придумайте что-нибудь другое.

– Что другое? – недовольно проговорил он. – Я что – имя тебе выдумывать должен? Если да, то предупреждаю, я Льва Толстого уважаю очень. Так что смотри, как бы тебе Пьер Андреичем Безуховым не стать.

– Этого тоже не надо. Давайте Вадима оставим, а фамилию какую-нибудь известную подберем. Скажем, Муканин.

– Это что – известная фамилия? – удивился полковник.

– Ну как же, – важно подтвердил я. – Моего прадеда по материнской линии фамилие такое было. Хороший был мужик, за что в Сибирь и попал.

– Муканин – так Муканин, – согласился Ацидис. – Ну, что – значит, жди документы. Примерно через неделю будут готовы – торопиться некуда. Все равно ты не меньше месяца тут проваляешься. Если хочешь, мы твою квартиру продадим, деньги со счета в банке снимем и сюда переведем. А отсюда сможешь ехать, куда хочешь. Устраивает такой вариант?

– Отменно, – согласился я. – Лучше не придумаешь.

– Тогда так и сделаем, – резюмировал он. – Выздоравливай и жди свою Анжелу. Для тебя операция закончилась. С чем я тебя и поздравляю.

Что-то скрипнуло, – наверное, стул, когда Ацидис вставал, – и я поспешил задать еще один вопрос, который только сейчас пришел мне в голову:

– А здесь до меня никакой фанатик не доберется?

– Не переживай, – хмыкнул он. – Мы тебя без присмотра оставлять не собираемся. До самого твоего отъезда.

– А что с «оленебоем»? Моей винтовкой?

– Утилизировали. В крови была слишком заляпана. Все, выздоравливай, – и шаги Ацидиса направились в сторону двери.

После ухода полковника новоявленный Вадим Муканин вновь ударился в религию, доставшуюся ему в наследство от только что почившего в бозе Чубчика. А именно: размышляя об информации, полученной от Ацидиса, снова вспомнил о бритве и порезах, которыми она предупреждала меня о грядущих неприятностях. Возможно, все это глупость, досадное совпадение, пусть и неоднократно повторившееся, но, может быть… О, Святая Бритва, чтоб ты в говенной яме сгинула, скажи мне, что ты имела в виду?

Почему после каждого пореза я все больше становился похож на царя Пирра, который своими победами над римлянами только приближал собственную смерть? Вот и я – вроде, каждый раз добивался успеха, только каждый следующий успех стоил все дороже. Я, было, собрался всерьез поразмыслить над этим феноменом, потом одернул себя: какого черта, совсем рехнулся, что ли?! Ты еще бриться по этой причине перестань, идиот несчастный! «Но факты! Куда деваться от фактов?» – пискнул кто-то глубоко внутри меня, однако я безжалостно засунул этому кому-то потную пятку в рот, и он заткнулся. Я вам не сектант! И сходить с ума на религиозной почве – и на почве суеверий тоже – не собираюсь. Я – современный человек, не верящий ни в черта, ни в Господа, ни в пасхальное яйцо, потому что оно все равно крашенное. Дитя прогресса и двадцатого века, хотя за верность такой последовательности не поручусь. Стало быть, мне не пристало верить в глупости Святой Бритвы.

А что пристало?

Решить для себя этот вопрос я не успел, потому что вновь хлопнула дверь, и я, не имея возможности посмотреть, кто пожаловал, справился об этом голосом:

– Полковник, это ты? Очки забыл?

– Это я, Вадим, – ответил визитер голосом Анжелы.

Понятно, я обрадовался. Хотя бурно выразить эмоции не удалось – в моем состоянии это было крайне неудобно, больше скажу – невозможно. Но все равно я радовался. Неожиданно сильно даже для самого себя. Вот уж не думал, что мне так хотелось Анжелу – если не видеть, то хотя бы слышать. Ощущать, что та рядом.

Кажется, она чувствовала то же самое. Уселась возле кровати и долго-долго молола какую-то чепуху, в которую я не вникал, наслаждаясь голосом. Кажется, она рассказала мне всю свою биографию с момента зачатия, не упустив ничего. В другой раз мне бы вся эта чушь быстро надоела, но не сейчас.

Потом Анжела сумела-таки привлечь внимание к словам, перевесив лапшу, полученную от Ацидиса, со своих ушей на мои. Оказывается, это полковник привез ее, и она ждала, пока он первый переговорит со мной. А проинструктированные люди Ацидиса присвоили мне чин лейтенанта контрразведки и много-много подвигов, и Анжела, глупая, даже не поняла, что будь все это правдой, такие сведения держались бы в глубоком-глубоком секрете.