Микки Спиллейн - Под крышкой гроба

— Не сопротивляйся, Дог. Я тебе говорю, я много думала. Я устала от своих снов.

— Но я ведь не доктор.

— Доктора мне не помогли. Раздевайся.

— Нет.

Кончилось тем, что мы оказались в душе, скользкие от мыльной пены, и она повернулась ко мне спиной, чтобы я потер ее как следует. Когда я надраивал ее пышной от мыла губкой, она, смеясь сквозь пену, сказала:

— Можешь меня сейчас поцеловать, Дог?

Прижав к себе, я поцеловал ее длинным вкусным поцелуем.

— А почему ты не твердеешь? — возмутилась она.

— Не думал, что в этом есть надобность.

— Так-таки и не думал?

— Угу. Давай-ка выключай воду и будем вытираться.

— Трусишка.

— Не вяжись к старику. Нас телесами не проймешь.

Ее руки нежно касались меня, и прожитые годы отлетели далеко-далеко.

— Полегче, милая дама.

— Какой красивый, — сказала она. Выключив воду, она отступила на шаг, чтобы взглянуть на меня. — Он у тебя больше, чем у тех, что в Британском музее.

— Благодарствую, солнышко.

Набросив на нее полотенце, я выбрался из душа. Но она не унималась. Она слегка поцарапала меня пониже спины и все время тормошила, пока я вытирался. Передо' мной мелькало ее смеющееся лицо с сумасшедшинкой в глазах, с прекрасными влажными губами. Когда она снова дотронулась до меня, у нее задрожала вся рука до плеча, а я чуть не взорвался прямо на месте. Но я понимал, что, кроме меня, другого доктора ей не найти.

Она сжала пальцы.

— Твердею изо всех сил, — заверил я.

— Старайся еще.

Надо было не ошибиться во времени.

— Куда вставлять будем, малыш?

Ее словно окатили ледяной водой. Потом к ней вернулась прежняя решимость.

Можно ненавидеть стоматолога. Можно его бояться. Но ведь идешь к нему, когда зуб болит. Оказывается, не так уж и страшно. И ты больше не боишься, не ненавидишь зубного врача. Как все просто на самом деле.

— А ты раньше никогда не купалась в душе с мужчиной? — спросил я.

— Только с Кроссом. Трижды.

Диагноз был мне ясен.

— Вы давно женаты?

— Слишком давно.

— Это не ответ. — Я хотел натянуть трусы, но Шейла остановила меня.

— Не надевай.

— Ну, малыш…

— Я знаю, Дог.

— Что ты знаешь?

— Что ты знаешь. Обо мне. Вижу по твоему лицу.

— Я пытаюсь соблюсти научный подход, лапка.

— Болтай больше! — засмеялась она от души.

Отбросив полотенце, Шейла открыла свое прекрасное тело с высокой крупной грудью и манящим черным треугольником, прикрывающим вход в корень всех зол.

— Хороша? — спросила она.

— Испытываю танталовы муки.

— Давай описывай поподробнее.

Я отвернулся и натянул трусы на свою глупо торчащую палку и набросил майку.

— Иди ты на фиг.

— Почему не хочешь?

Обернувшись, я увидел, что все ее тело ходило ходуном, спазмы перекатывали ее трепещущие мышцы какими-то комками, а по бокам живота дрожали мелкие волны. Но ее глаза пытались сказать мне что-то совсем другое. Взяв Шейлу за руку, я привел ее в темную, заброшенную спальню с огромной старинной кроватью и сбросил свое скудное одеяние. Обняв ее и прижав к себе так, чтобы кожа могла касаться кожи, чтобы она привыкла к первому скользящему прикосновению тел, я спокойно лежал, пока ее мозг не успокоился и не погрузился в естественную анестезию, что я заметил по ее глазам.

Ей ничего не надо было мне говорить. Шейла была права, когда сказала, что я знаю. Часы превращались в минуты, минуты — в мгновения, которые вместили в себя все, чего она была лишена так долго и чего так неясно жаждала, и которые превратились в прекрасную ночь полного изнеможения. Я вслушивался в ее слова, в отчаянный рассказ о бесконечном насилии, и болел ее болью, и ненавидел этот акт вместе с ней, и понимал, как ее тянуло к тому, что она считала отвратительным, но когда в минуту наивысшего наслаждения она неосознанно произнесла имя мужа, я понял, что страшные сны навсегда покинули ее.

Лунный свет падал на лицо Шейлы, отражаясь в ее широко раскрытых и сонных глазах.

— Спасибо тебе, Дог.

— Не тебе благодарить, солнышко, — улыбнулся я.

— Давай, я заплачу тебе гонорар?

— А не хочешь по заднице?

— Нет, не хочу. За то, что ты для меня сделал, мне тоже хочется тебя чем-то отблагодарить.

— Чем же?

— Сделай меня совсем распутной… вернее трехпутной женщиной, Дог.

— Ну, ты разошлась, детка.

— Пожалуйста… Мы уж все перепробовали. Еще один… укольчик?

— Ничего себе пациентка! — воскликнул я.

— Ничего себе доктор! — откликнулась она и приняла классическую порнографическую позу.

— Вперед, Дог. Это, должно быть, твой любимый способ, если учесть твое имя.

Небеса урчали, бурчали и поплевывали мелким дождиком. Черные тучи перекатывались над головой, специально придерживая свое содержимое, чтобы выплеснуться в подходящий момент. Выжидали.

Все чего-то выжидали. В разных местах.

Выжидал Арнольд Белл. Братья Гвидо ждали. Чет Линден ждал. Киностудия выжидала. Кросс Макмиллан ждал. Феррис, 655 ждал.

Наконец из цветка на моем стебельке образовался плод, и я вспомнил Ферриса. Я встретился с курьером, который организовал почтовый ящик 655, единственный раз. Это было в 1948 году. Он оставался невидимкой для всех, ни на минуту не задерживаясь с поставками и никогда не прибегая к уловкам, чтобы выторговать для себя большую долю, как часто делали другие. Я решил встретиться с ним, потому что я должен был лично знать всех членов организации, да и его неуязвимая анонимность задевала меня. Мне сказали, что это невозможно. И все же я увидел этого человека, державшего в страхе нацистских заправил в то короткое время, что они были в оккупированном Париже. Он тоже увидел меня, но лишь как-то странно улыбнулся и ушел прочь, наклонив голову. Он знал, что мне теперь известно, что он сильный и быстрый мужчина лет пятидесяти, великолепно натренированный, так, что одним ударом руки или ноги мог убить человека, что он легко уходил от гестапо по крышам домов, в то время как они гонялись за восьмидесяти лети им калекой.

Сколько же лет прошло с тех пор? Теперь-то он действительно старик. Если он был хитер тогда, с годами, верно, стал еще хитрее. Происходящее, скорее всего, подталкивает его к решению покончить со всем. Если дела обернутся совсем плохо, он сделает всем ручкой, укроется в каком-нибудь незаметном местечке и станет предаваться воспоминаниям, а может, и усмехнется, радуясь тому, что у него хватило сил выполнить свое последнее задание.

Думай, парень, где найти Ферриса. Где он скрывается?

Я подумал и понял.

Найти его невозможно, потому что я знал, где он. Он укрылся под своей естественной оболочкой, и помочь мне могло только невероятное совпадение или он сам, тронув меня за плечо.