Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

Но удача все же улыбнулась. Одна из повозок, установленная на санях, сменила направление, лошадка засеменила к ним. Минуту назад она отошла от острова. Сил стоять уже не было, капитан Бубенцов опустился на колени. Остальные упали, где стояли. Сани затормозили в нескольких шагах. Повозка была пустой. Спрыгнул возница — щупленький мужичок в рваном треухе.

— Товарищ, вы кто и куда? — пробормотал Бубенцов.

— Княжин моя фамилия, — сообщил мужичок, — Николай Петрович Княжин, с Нижней Масловки, механиком тружусь, помогаем нашей армии, как можем… Транспорта не хватает, загрузился цинками с патронами и ребятушкам повез… Многие наши сейчас так делают. А раненых уже увезли до меня, вот и пришлось порожняком возвращаться. Новую партию загружу, и опять на Атаманский…

— Как там, Николай Петрович?

— Да вроде лучше стало… — мужик испуганно смотрел на догорающий БТР. — Китайцев много, но и наших больше стало, с других застав подходят… Несколько атак уже отбили, сейчас там техника, скоро выдавливать супостатов начнут…

— Вот и хорошо… Принимай попутный груз, Николай Петрович. Двое раненых — это с вашей заставы. Довезешь, куда следует, там помогут разгрузить! А мы сами пешком добредем…

Раненых перенесли в сани. Мужик махнул на прощание, стегнул кобылу. Пограничники смотрели, как лошадка грузно бежит по льду, а сани виляют из стороны в сторону. Потом забросили автоматы за спину, пошли к советскому берегу.

На острове шел бой. Ни одна из враждующих сторон не собиралась отступать. С грузовика метрах в шестистах к востоку высаживались пограничники в маскхалатах. Гремели взрывы, яростно грохотал крупнокалиберный пулемет.

Капитан Бубенцов остановился, устремил угрюмый взор на остров. Потом вздохнул, поправил сползающую на бедро кобуру и зашагал на восток. Пограничники недоуменно переглянулись.

— Товарищ капитан, вы далеко?

— Воевать пойду, — бросил через плечо Бубенцов. — А вы как знаете, ребята. Приказывать не буду, предоставляю право выбора. Вы свой вклад в это дело уже внесли.

— Подождите, товарищ капитан, я с вами! — Денисенко засеменил за капитаном. Остальные немного поколебались и тоже выбрали войну…

Яростный бой на границе шел уже два часа. Враг еще не был деморализован, но уже утратил боевой задор. Потери китайцев в несколько раз превышали потери пограничников, но на нехватку живой силы Народно-освободительная армия Китая никогда не жаловалась. Полуголодные, полураздетые, подогретые пропагандой, они рвались в бой, не считаясь с потерями.

Пограничники стояли, как влитые. Подчиненные лейтенанта Котова отразили несколько атак, дважды подвергались артиллерийскому и гранатометному обстрелу, но держались. На флангах стояли пулеметы, пресекали попытки китайцев прорваться в слабых местах.

В минуты затишья солдаты обустраивали позиции, зарывались глубже в землю. Павел не чувствовал, как отмерзают пальцы рук и ног, а полушубок превращается в грязное тряпье. Не до этого. Он метался по позициям, следил за ситуацией, отдавал распоряжения.

Положение уже не казалось таким безнадежным, как час назад. На заставу прибывали усиленные наряды пограничников, с колес вступали в бой. Прибыли полтора десятка солдат с заставы «Богучанская». На обрыве становилось тесно. С советского берега работала минометная батарея, спешным порядком доставленная из пограничного отряда. Грузовики под артиллерийским обстрелом доставляли людей. Военным помогали местные жители: на санях по льду привозили цинки с патронами, увозили раненых, спасали их от обморожения, доставили даже станковый гранатомет. Пограничники расширяли плацдарм — продвинулись на флангах метров на сорок, спешно закреплялись, рыли саперными лопатками мерзлую землю.

В тылу противника внезапно разразилась пальба, наступление заглохло. Пограничники переглядывались, пожимали плечами. Непонятно откуда материализовался капитан Бубенцов с «Куликовских сопок» — тусклый, бледный, еле переставляющий ноги, с ним — трое бойцов, на вид такие же.

— Так это вы устроили тарарам в тылу у китайцев? — недоверчиво спросил Павел.

— Так точно, — согласился капитан. — Жару им задали крепкого, но потеряли БТР, трех пограничников и механика-водителя…

— Принимайте командование, товарищ капитан. Теперь вы здесь старший по званию.

— Не стоит, лейтенант, — устало улыбнулся Бубенцов. — Ты уже прижился, хорошо справляешься. Продолжай выполнять задачу, не будем вносить разлад. Только выдай моим людям боеприпасы…

На исходе второго часа китайцы предприняли последнюю атаку. Собрали все, что осталось, бросили в бой. Они перебегали, стреляли на бегу. Но уже чувствовались в них усталость, неверие в победу. Их подпустили ближе, а когда дистанция стала минимальной, ударили пулеметы, выдвинутые глубоко во фланги. Они фактически оказались у китайцев в тылу!

Люди Котова вжимались в землю, чтобы не попасть под «дружеский» огонь, а пулеметчики косили атакующие цепи. Противник не выдержал, начал отход. Через несколько минут с «Куликовских сопок» подошли два тяжелых БТРа, двинулись по узкой протоке, разделяющей два государства. Ведомый прикрывал ведущего, а последний вел мощный огонь по склону. В итоге был уничтожен штаб пехотного батальона, развернутого у границы, после чего китайцы побежали. Потрепанное войско переправлялось с острова через протоку и пропадало в хвойном лесу…

Настал момент, когда над островом повисла хрупкая тишина. Смолкли автоматные очереди, замолчали орудия и минометы. Павел подтянулся на руках, высунул голову из-за бруствера. Безмолвие стояло — словно оглох.

Мертвые тела устилали остров. В районе протоки что-то горело — едкий дым поднимался в небо, стелился горизонтально, как крона ливанского кедра. «Масло на кухне подгорело», — подумал Павел. Он обернулся. За спиной — лед Уссури, изрытый воронками.

— Тихо-то как, товарищ лейтенант, — подметил лежащий рядом Покровский — грязный, с оторванными пуговицами на полушубке. — Даже нарушать эту тишину не хочется…

— Однако придется, — хмыкнул Котов. — Передайте по команде: всем — вперед, но только осторожно…

Рядовой Бабаев очнулся в холодной не-уютной землянке, стал подниматься. В ребрах вспыхнула ослепительная боль, перехватило дыхание; он откинул голову на земляной пол. В мозгу — фейерверк, боль расползалась по членам.

Бабаев отдышался, повторил попытку. Медленно поднял руки, ощупал лицо — опухшее, незнакомое, вроде и не свое. Он размеренно задышал, прислушиваясь к позывам организма. Значит, жив, если больно. У мертвых ничего не болит.

Он ощупал ребра, бока. Резких неприятных ощущений не было, боль какая-то общая — сверху донизу. Были основания для слабого оптимизма — он цел, только здорово избит.