Сергей Дышев - Танкист из штрафбата

Сидорский вскочил на борт и дал в открытый люк автоматную очередь. Но все пятеро членов экипажа были мертвее мертвых. Обгорелые трупы командира, радиста, заряжающего и наводчика так и остались на своих местах. Механик-водитель смог выползти на броню и там умер от тяжелых ран.

У других танков были поражены попаданиями гусеницы и опорные катки. Их разворачивало, и в борт, в кормовую бронеплиту артиллеристы добавляли по два, а то и по три снаряда. Шансов уцелеть не оставалось. Но Сидорский, береженого бог бережет, исправно давал внутрь машин обязательную очередь.

«Тигр» под номером 143 получил снаряд в лобовую броню.

– Красиво, – оценил Родин. – Вошел четко под прямым углом.

Отстрелявшись, Кирилл заглянул в танк.

– Командир, здесь офицер, капитан.

– Посмотри его сумку с документами.

– Айн момент!

Брезгливо скинув вниз развороченные снарядом останки, Кирилл взял почерневшую, в засохшей крови командирскую сумку, прихватил и цейсовский бинокль.

– Битте! – протянул он сумку, бинокль оставив себе.

– Бинокль сюда, – пресек попытку не по чину зажать трофей Иван.

И тут откуда-то из-под земли послышался жалобно-могильный стон:

– Нихт шиссен! У-у, нихт шиссен…

Сидорский с автоматом на изготовку заглянул под танк.

– О-о, тут фриц недожаренный! – сказал он. – Вылазь, ганс, вэк-вэк.

Как только голова танкиста появилась на свет божий, Кирилл схватил его за шиворот и мощным рывком вытащил наружу. Лицо и руки механика-водителя были сильно обожжены, да и контузия сказывалась. У немца едва хватило сил сесть, прислонившись к гусенице.

Родин спросил его по-немецки, кто этот капитан.

Танкист ответил, что это командир 505-го батальона тяжелых танков капитан Иоганн фон Кестлин. А он – механик-водитель Отто Мюллер. Им была поставлена задача атаковать в направлении деревень Девочкино и Вязовск. Русская противотанковая артиллерия на пути стала для них полной неожиданностью.

Деревянко тоже вылез из танка, подошел к подбитому «тигру» и вдруг переменился в лице. Несколько мгновений он пристально смотрел на эмблему – «несущегося буйвола» – потом спросил по-немецки (школьные знания позволяли):

– А где «тигр» номер 123?

Немец ответил, что это экипаж командира танкового взвода лейтенанта Вильгельма Зиммеля. Вторая рота, у них другая задача.

– А что за интерес у тебя к этому «тигру»? – удивился Иван.

Саня вдруг сорвавшимся голосом ответил:

– Очень большой интерес и хорошая память! Очень хорошая! На всю жизнь! Я этого буйвола на броне на всю жизнь запомню. Это они разрушили и сожгли нашу деревню! И мою бабушку и брата гусеницами, гады, раздавили…

Иван спохватился:

– Да, Санек, помню, все помню. Значит, они людоеды…

Сидорский тряхнул за грудки пленного:

– Саня, как твоя деревня называется?

– Большая Драгунская…

– Командир, спроси, атаковали они там?

Родин задал вопрос.

На обожженном лице танкиста ничего, кроме боли, не отразилось, но он сжался, потом ответил.

– Говорит, что там воевала вторая рота, – перевел Родин.

– Воевала… – злобно повторил Сидорский. – Повезло тебе, ганс, а то тут же тебя на гусеницы бы намотали.

Механик, видно, понял, что жизнь его только что висела на волоске, и, решив, что надо сотрудничать, сообщил, что в сумке командира батальона карта и поэкипажный список личного состава.

– А ну, посмотрим по-быстрому. А ганса закидывайте на броню, сдадим в штаб.

За происходящим с интересом наблюдал Баграев.

– Руслик, принимай груз, – распорядился Иван. – Отвечаешь за него.

Немца посадили на трансмиссию. Родин открыл полуобгоревшую сумку капитана фон Кестлина. Там действительно находилась командирская карта района, рабочая тетрадь и еще семейные фотографии. На первой, второй и третьей странице тетради был список личного состава 505-го батальона тяжелых танков. Родин нашел 123-й экипаж.

– Точно, не соврал немец: вот твой знакомец, Саша: командир 1-го танкового взвода 2-й роты лейтенант Вильгельм Зиммель, – и тут же другим тоном приказал: – Так, ребята, все по местам. Нам еще три танка зачистить надо.

Артиллеристы и по тем машинам поработали основательно: по их повреждениям можно было судить, как происходило побоище.

Сначала танкам перебили «ноги» – гусеницы и опорные катки. Несущиеся по полю «тигры» развернуло к орудиям более уязвимой бортовой частью. Потом едва двигающимся машинам артиллеристы учинили смертный бой, всаживая бронебойные снаряды в борта, в башни и корму.

Печальное зрелище представлял собой седьмой танк – Pz Kpfw III. После повреждения гусеницы меткий глаз наводчика отправил снаряд прямо под башню, ее сорвало и унесло метра на три… Кроме механика-водителя Отто, никто в этой бойне не уцелел.

Пленного немца Родин привел к капитану Бражкину, передал ему и сумку командира 505-го батальона, доложив, что тот был убит прямым попаданием снаряда в башню.

– Всем остальным каюк? – поинтересовался ротный на всякий случай.

– Так точно, все погибли, – ответил Иван.

Бражкин раскрыл сумку, вытащил карту, развернул, бегло посмотрел, положил обратно. Рабочую тетрадь перелистал, убедившись, что ценности она не представляет, сунул Ивану:

– Личный состав 505-го батальона… Расходный материал. Возьми на самокрутки!

Из сумки на землю выпали фотографии в конверте. Иван поднял их. На одной капитан был снят в парадной форме с рыцарским крестом. Рядом с ним на фоне небольшого особняка – его счастливое семейство: молодая красивая женщина с завитыми светлыми волосами, белокурый, в маму, сынок лет семи и кудрявая девчушка на руках у мамы. Еще было фото надменного старика с усами, как у Вильгельма II. На других снимках Иоганн фон Кестлин позировал среди других офицеров на фоне «тигра» и, конечно, не преминул сняться в позе победителя на подбитой «тридцатьчетверке» с сорванной башней.

– Отвоевался, тезка Иоганн. Плохая примета фотографироваться на могиле, – сказал Иван и бросил снимки на землю.

Погибших советских танкистов с воинскими почестями похоронили на окраине сельского кладбища Егорычей. Огурцова, механика-водителя Петьку Кукина, уцелевшего под проехавшим над ним танком Родина, и башнера с совковыми лапами Сергея Котова отправили в медсанбат.

Глава девятая

В деревне Девочкино, куда уже ближе к вечеру командование определило на постой роту Бражкина, было около десятка избушек. Пламя войны обошло ее стороной, факельная команда вермахта, видно, не добралась, а «тиграм» не суждено было занять этот рубеж в соответствии с их планом наступления.

Иван сначала определил место экипажу Еремеева в явно пустовавшем домике, а своим – в соседней избе, где зорким оком углядел едва курившийся сизый дымок из трубы.