Эдуард Голубев - Смотрящий

В ответ лишь утвердительный кивок. Петруха, он же Пётр, никогда не был многословен, иногда напоминая немого. Даже расслабившись в кабаке, за столом в компании, горячительные напитки не способны были его разговорить. Он всегда слушал, а его участие в беседе выдавали лишь живые глаза и мимика. Только обращённый к нему вопрос, заставлял произнести несколько слов, строго по существу.

— Э, Ильдар, — из машины раздался наигранно печальный голос Боцмана, — так он же молчит всё время. Даже старый анекдот не расскажет. Скучно будет.

— То, что надо. Тебе сейчас болтать языком тоже лишнее. Вот и посидите в тишине. Лучше подумай, как гостей встречать намерен. Уверен, через пару часов они будут здесь.

Небольшая эйфория от победы в битве с кабанами заставила позабыть о главном противнике, который был гораздо опаснее этого дикого стада и на всех парах мчался в их сторону. Задумчивая серьёзность вернулась на лица присутствующих. Все понимали, что этот бой был лишь маленькой толикой проблемы, с которой они столкнуться. Хирург пристально с вопросом посмотрел на Башкира:

— И что будем делать, командир?

Ильдар понимал, что ответ должен быть уверенным и убедительным в своей правоте, поэтому голос наполнился железной решительностью:

— Петруха, садись за руль и вывози Боцмана дальше по дороге. Найди место, где сможешь спрятать машину и ждите там. Когда вернемся, дадим обнаружить себя.

— Башкир, так может, обе спрячем? — Хирург не мог ухватить его логическую цепочку.

— Нет, только одну. Они знают, направление и сколько автомобилей. Дорога, как ты заметил, здесь единственная. То есть ехать они будут до последнего в поисках машин, и теперь, поставь себя на их место. Ты видишь стоящий посреди дороги, абсолютно пустой, один из джипов на окраине леса. Что ты будешь делать? Начнёшь искать второй? А смысл? Он вполне мог вернуться в город за это время и ищи, свищи его. А так, хоть что-то есть и остаётся только ждать, когда к нему вернуться.

— Ну, вроде, получается так, — растянуто ответил Хирург, обмозговывая каждое слово Ильдара, и не найдя никаких противоречий, спросил, — что делаем мы?

— Фонарики, полные рожки и как в песне Владимира Семёновича — “по лесной стране гуляет славный парень Робин Гуд”. Лесник говорил, что его хата строго на юг в пару километрах от этого места. Компас в помощь.

— С нами Бог и Андреевский флаг, удачи, пацаны! — из открытого окна раздался, как всегда, не теряющий оптимизма, голос Боцмана. — Мысленно, мы с вами. Трогай, Петруха!

Пять пар глаз провели взглядом удалявшуюся машину и повернулись, уткнувшись в стоящие живой стеной дебри ночного леса, холодная тишина которого не предвещала никакой весёлой развлекательной программы. Но они на это и не рассчитывали. По одному, друг за другом, пустили свой свет фонарики, и пятёрка решительно настроенных мужчин сделала первый шаг навстречу безмолвной чёрной лесистой неизвестности.

Облака, словно слегка вздрогнув, сбросили последние капли и продолжили по небесному океану свой вечный круиз, подарив огню возможность медленно, но уверенно продолжить своё незаконченное дело. Спрятавшиеся языки пламени снова начали выползать наверх, аккуратно просушивая влажные доски и превращая с тихим потрескиванием все молекулы воды в пар, а затем, напоминая удава, проглотив, медленно брались переваривать поджаренную пищу.

Выстрелы напрягали Лесника, и пока они были слышны, он молчаливо сидел, повернув лицо с прикрытыми глазами в их сторону и внимательно вслушивался в каждый из них. Я тоже пытался представить происходящую за лесом картину, исходя из динамики коротких очередей автоматов. Но информации не хватало, поэтому были лишь догадки. Даже когда наступила тишина, мы продолжали напрягать слух, дабы ничего не пропустить. И только молчание затянулось, как бы убеждая нас, что бой закончился, он открыл глаза и посмотрел на меня:

— Что скажешь, разведка?

— Уверен только в одном, они уже близко. Скорей всего на том месте, где ты с ними постоянно встречался.

— До этого и я догадался. Что по характеру выстрелов можешь сказать? — юридические термины не были чужды ему.

— Вот здесь не уверен, но я не слышал ответного огня.

— То есть ты хочешь сказать, что на них напал кто-то безоружный? — Лесник склонил набок голову, демонстрируя нескрываемый интерес.

— Получается так.

— Значит, звери. И они их там ждали, и знали место, — он опустил глаза на землю и нахмуренно добавил, — надеюсь, мы узнаем, кто за этим всем стоит.

— Далеко заглядываешь. Наши твари что-то притихли. Вот это сейчас меня волнует гораздо больше. Что они задумали?

В полном бездействии с обеих сторон прошло минут двадцать, когда в проеме боярышника снова появился Белый. Он без опаски, один, вошёл во двор и, остановившись в метрах семи от нас, поднял морду. В его глазах я не увидел присущей до этого злости и ненависти. Они были уверенно спокойны, как у человека, который прекрасно знает, что делает. И это, мягко сказать, настораживало. Затем вожак отошёл в сторону, так, что наше пристанище, было между ним и хижиной. Меня это устраивало, потому что сидя на ветке, пропущенной между ног и облокотившись на ствол, не приходилось разворачивать голову в его сторону. Я был, словно зритель на балконе драматического театра и даже не предполагал, какой спектакль нам придется лицезреть.

Белый присел на задние лапы и, задрав голову, всем своим представительским видом напоминал замолчавшего конферансье. Не хватало только бабочки на шее и микрофона. Затем повернул морду в сторону прохода, словно приглашая актёров на сцену из-за кулис и уставился в наигранно показательном ожидании. Вышло две волчицы, и направились к нему, не обращая никакого внимания на нас. Они расположились за ним, тоже присели, положив прямо и неподвижно на землю свои хвосты, заставив на наши лица надеть маски недоумения. В этот момент поведение лесных хищников не помещалось в принятые рамки, даже за всю историю цирка, я уверен, не было подобных номеров.

Воздух начал вибрировать от гула, источником которого был Белый. Он слегка приоткрыл пасть и из гортани, постепенно увеличивая громкость, исходило сплошное гудение, словно приближающийся огромный рой диких, лютых пчёл. Постепенно беря ноты всё выше, гул переходил в такой же протяжный вой, неприятно щекоча барабанные перепонки. Стоявшие сзади волчицы, словно бэк-вокалистки, продолжали молчать, опустив головы, в ожидании своей партии. Мы переглянулись, и Лесник, пытаясь не мешать выступлению этого странного трио, тихо с сарказмом спросил:

— Он что, дождь вызывает?

— Не знаю, но всё это не просто так, — в моём голосе не было замешательства, скорее кратковременная растерянность от увиденного действия.