Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

На улице подморозило, и плитку покрыло тонкой и скользкой коркой льда.

— Выбрось, — Багиров передал охраннику недокуренную сигару.

Водитель вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Багиров, слегка согнувшись, уселся на заднее сиденье.

— Куда едем?

— За город. В аэропорт, — скомандовал Багиров.

Он грамотно перестраховался, сказав всем, что едет на стрелку. Если там опять устроят побоище, то тогда понятна ее цель. В этом случае Багиров тихо отсидится в Греции, залижет все свои раны, а потом перейдет в контратаку. Пока же для его безопасности лучше убраться из Москвы. Как можно дальше и желательно на длительный срок.

В сопровождении двух черных блестящих джипов «мерседес» Багирова повернул на Домодедово.

«К черту Москву», — устало подумал Багиров и закрыл глаза.

Впервые за долгое время он почувствовал себя в безопасности. Мысленно он перенесся в далекое прошлое, в солнечный Баку, когда был еще вихрастым мальчишкой и сидел у матери на коленях. Те времена давно минули, но в груди у Багирова тлело теплое чувство, отголосок тех ушедших лет. Он мечтал, что когда-нибудь потом уедет в старый добрый Баку, разобьет свой сад и заживет спокойной человеческой жизнью, вдали от суеты и тревог враждебной Москвы.

Сторож Владимир Матвеенко вот уже двадцать лет работал на одном и том же рабочем месте. Его работа была непыльной, а житейская философия простой, как палка. В ранг всех добродетелей Матвеенко возвел принцип «лишь бы тихо было», с которым он прошел, как с красным знаменем, через всю жизнь, начиная от отрочества и заканчивая старостью. Пускай он и не добился каких-то высот в жизни, зато не имел никаких судимостей, не мотал сроки в лагерях и никогда не имел проблем с законом. Насмотревшись в детстве ужасов, которые творили в селе немцы, Матвеенко понял, что лучшее место, где он может чувствовать себя в безопасности — это обычная деревенская печь, за которой можно спрятаться в укромном углу.

Военные годы давно отгремели, и наступили новые времена, но Матвеенко сохранял верность своей парадигме и каждое действие оценивал именно с точки зрения, а не привлечет ли он к себе излишнее внимание, не наделает ли шуму.

Навидавшись в жизни всякого и продолжая регулярно смотреть по телевизору криминальную хронику, Матвеенко запивал свой липкий страх ядреной водкой, закусывал ее дедовской закуской: салом с хлебом и чесноком, — от чего его прошибал сильный пот, так что мокрыми становились лысина и лоб. Если и был у Матвеенко какой-то основной страх — так это потерять свою работу. За нее он держался цепко, руками и ногами, несмотря на мизерную зарплату.

Автосвалка давно стала привычным местом обитания для Матвеенко. Он делал регулярный обход на ночь среди металлических остовов и спрессованных кусков железа, глубокомысленно постукивая палкой по машинам. Однажды Матвеенко довелось напороться на чьи-то кости в багажнике старой иномарки. Он жутко перепугался и собрался было вызвать милицию, но мысль о том, что именно его могут обвинить в убийстве и повесить на него «глухаря», заставила действовать Матвеенко совсем по-другому. Дождавшись ночи, он достал эти кости, предварительно надев резиновые перчатки, завернул их в пленку для парников и бросил в мелкую речушку неподалеку от автосвалки. Чтобы кости не всплыли, он упаковал их вместе с кусками ржавой арматуры. Еще в течение целой недели после такого происшествия сторож ходил под впечатлением и шарахался от каждой тени. Ему мерещилось, что его тоже могут убрать бандиты как возможного и никому не нужного свидетеля. Бандиты все не приходили, а Матвеенко, чтобы расслабиться и погрузиться в здоровый крепкий сон, привычно догонялся беленькой, а если отсутствовали необходимые средства, не брезговал и крепленым вином. Только прилично выпив, он мог заснуть младенческим сном и спать всю ночь безмятежно.

Поправив старый ватник, которому было добрых лет двадцать, и напялив на голову шахтерскую каску с фонариком, старик отправился на привычный обход автосвалки. Нужно было проверить, заперты ли все ворота.

Матвеенко не единожды предлагали завести овчарку, которая могла помочь ему в охране, но он всякий раз отказывался, мотивируя это тем, что он слишком старый, чтобы ухаживать за собакой, да и незачем она ему. На самом деле причина была в другом. Насмотревшись телевизора, он боялся собак, потому что любая псина, по его мнению, потенциально может загрызть своего хозяина.

«Кто их знает, этих животных, — размышлял Матвеенко. — Сегодня одно думает, завтра другое. Да и есть ли у них вообще разум? Кость дал, так хороший, а не дал, собака изголодается и вцепится в твое горло. Нет уж, незачем мне такие хлопоты. Пускай собаководы занимаются своим зверьем, а мне это ни к чему».

С каждым разом обходы становились все короче и короче. Во-первых, Матвеенко было страшно шастать одному по ночной автосвалке, а во-вторых, он придумал для себя поощрение за обход — бутылку водки, которую страсть как хотелось поскорее выпить, вот и получалось, что в итоге он обходил свою будку, небольшой пятачок сразу за ней и возвращался в свой «бункер»; закрывал дверь, включал телевизор и наполнял себе стакан. По телевизору вещали новости, и Матвеенко не чувствовал своего одиночества, а от водки по всему телу растекалось приятное тепло, и именно в такие моменты он чувствовал себя счастливым и довольным своей жизнью. На всякий случай он гасил свет, объясняя это тем, что свет привлекает внимание каких-нибудь душегубов или пьяных подростков. Пускай лучше думают, что автосвалка заброшена и здесь никого нет.

«Сейчас такое время, черт-те знает что случается. Беззаконие творит и стар и млад. Еще увидят, что свет палю, подумают покуражиться надо мной. Лучше уж в темени посидеть, зато для жизни надежнее», — Матвеенко остановил на этом свой мыслительный процесс и выпил первый стакан.

Об осторожности он забывал только сильно напившись, и тогда бахвалился перед самим собой своей удалью и предусмотрительностью, вспоминая случаи из жизни, причем исключительно те, когда он удачно отсиживался и таким образом избегал опасности…

Замок на дощатой двери были хлипким, поэтому Матвеенко подпирал дверь изнутри доской. Закрывшись и несколько раз дернув за дверную ручку, он убедился, что все в полнейшем порядке, после чего достал из пакета початую бутылку водки, зашторил окошко, включил РТР и погасил свет.

«Вот это работа, — довольно крякнул старик, налив в стакан водку. — Сидишь себе, смотришь телевидение. Зарплата небольшая, зато обязанности нехитрые. И хорошо, что не прессует начальство. Где все эти начальники? Я сам себе начальник».

Бормоча себе под нос, старик выпил и закусил добрым куском сала вприкуску с ржаным хлебом. Он мог пить сколько угодно. Матвеенко был закоренелым холостяком, и некому было отчитывать его за пьянство. Да и не считал он это пьянством, принимал алкоголь, как любил выразиться, «для бодрости духа и стройности мыслей», поэтому и не видел в этом ничего предосудительного.