Александр Тамоников - Иван Грозный. Сожженная Москва

Сидор Дуб год назад попал в полон, но не был захвачен, сам перешел на сторону крымчаков. Те поначалу не поняли его умысла и, связав его, едва не продали торговцам. Но потом разобрались и передали мурзе. Тот оставил изменника при себе, потому как ценным оказался перебежчик, многих знал в Чугуеве. Оттого Галибей к крепости послал именно сотню Икрама.

– Слушаюсь! – повторил нукер и скрылся.

В шатер вошел Дуб, поклонился:

– Звал, мурза?

– Звал. Заходи.

– Слушаю, господин.

– Поедешь в Чугуев.

– Угу!

– Боярину Молчанову скажешь, что очень мешает дружина в Радном. Ее надо убрать. И убрать в ближайшее время. Как боярин то сделает, не ведаю, но дружины на селе быть не должно.

– Разумею, господин.

– А чтобы дело спорилось, это отдашь боярину. – Мурза достал из-под подушки мошну, бросил изменнику, который на лету поймал сумку малую. – Там серебра на сто рублей.

– Немалая плата за пустяковое для ближнего к воеводе боярина дело, – сглотнул слюну Дуб.

– Только бы сделал.

– Уразумел.

– И гляди, ни на копейки серебра не воровать.

– Я и не думал.

– По роже твоей вижу, что не только думал, но уже и надумал. Ты свое получишь.

– Щас бы хотелось, а то пока буду метаться туда-сюда, ты о деньге и забудешь. Напомнить же не смогу.

– Ладно, лови, – усмехнулся мурза и бросил ему рубль.

Дуб поймал. Физиономия его расплылась в довольной ухмылке:

– То добре, господин. Теперь можно и в Чугуев со спокойной душой.

– А в тебе душа-то осталась?

– Пошто упрекаешь, мурза? Разве не тебе верой и правдой служу?

– Мне, допречь предав своих единоверцев.

– Они мне не свои. Давно хотел в Крым податься, вельми на Руси донимать бояре стали.

Мурза вонзил в изменника острый взгляд черных, безжалостных глаз:

– А коли знал, что царь Грозный начнет бояр усмирять, не бежал бы?

– Ныне усмиряет, завтра волю полную даст. Вельможам веры нет.

– Мне тоже?

– Ты другой.

– Ладно попусту языком молоть. Езжай в Чугуев, да осторожно, а завтра мне должны доложить, что дружина, вставшая в Радном, снялась и пошла в крепость. Уразумел?

– Да, господин! Флор Юрьевич Молчанов за сто рублев не только дружину отсюда уберет, но и из Чугуева.

– Ты же ненавидишь бояр, Дуб, отчего с Молчановым сошелся? Ведь вы, как на Руси говорят, одного поля ягода?

– Флор Юрьевич ведает, где выгода. А в добыче ее, выгоды этой, холопов не притесняет.

– Тут ты прав, Дуб, – рассмеялся мурза, – Молчанов холопов не притесняет, он тайком продает их. Но все, ступай. И глядите оба, сорвете план мой, оба и поплатитесь. Мыслю, дюже князь Верейский озлобится, когда проведает, что боярин ближний и холоп беглый, выдававший себя за слугу боярина, окажутся купленными мной людишками. Долго разбираться не станет, кликнет палача, и полетят головушки ваши из-под евойного топора.

– Пошто угрожаешь так, мурза?

– Предупреждаю, дабы и мысли не возникло в башках ваших обмануть меня. Пошел!

Когда Дуб вышел, нукер принес вновь заваренный чайник, забрал пустой.

– Десятника Тогура ко мне! – велел ему Мурза.

– Слушаюсь, господин!

Вскоре явился второй десятник Икрама, Давлет Тогур, под началом которого состояли два десятка ратников.

– Слушаю, господин.

Икрам, сделав глоток, поставил пиалу на скатерть и посмотрел на вошедшего:

– Русы, что побили воинов Менги и взяли в полон Кабира…

– Как? Кабир в полону у неверных?! – невольно прервал его Тогур.

– Прерывать не надо, Давлет, – недовольно поморщился мурза.

– Прости, господин, но этого я не ожидал.

– Никто не ожидал, но Кабир у неверных, и это установлено.

– Почему он позволил взять себя?

– А вот это мы у него спросим, когда доберемся. Но я звал тебя не за тем. У нас у села наблюдатель Назим. Ему нужен напарник, иначе он не сможет смотреть за Радным, а то важно для нас. Тебе надо послать к нему воина.

– Понял. Пошлю. Когда то сделать надобно?

– Как выйдешь из шатра, так и пошлешь.

– Русская дружина в селе сорвет твой план, господин.

– Она уйдет, – усмехнулся Икрам. – Не напрасно же я кормлю чугуевского боярина, что вхож к воеводе крепости. Дуб сегодня будет там. Молчанов сделает что надо, и дружина уйдет. Тогда мы нападем на село. И ясырь наш теперь будет тот же, что и должны были взять. Людей из разоренной деревни Песчаной русский воевода в Чугуев не поведет, а оборону местного ополчения мы сомнем быстро. Так же быстро собьем обоз для детей и красавиц, свяжем невольников и пойдем к Перекопу. Пойдем дорогой, которую неверные не знают. С помощью Всевышнего благополучно дойдем до Крыма, но… это позже, сейчас надо выслать помощника Назиму.

– Я посылаю воина, – кивнул Тогур.

– Да, Давлет, и здесь, в Санге, выстави посты охранения со всех сторон. Воевода дружины неверных опытный воин, как бы не преподнес сюрприз в конце похода.

– Все сделаю как надо, мурза!

– Ступай! И ты ступай, Батыр, – взглянул Икрам на Азанчу. – Вели привести ко мне молодуху Варьку и передай охране, чтобы не беспокоили.

– Слушаюсь, господин!

Десятники ушли, Азанча вернулся с девочкой-подростком, которую мурза захватил в одной из разоренных по пути к Чугуеву деревень. Ей едва исполнилось десять лет, но то и влекло старого насильника. На беду русской девушке.

Дуб обходными путями достиг Чугуева и въехал в крепость, когда солнце ушло за горизонт. Здесь его знали как холопа боярина Молчанова, а тот считался ближайшим человеком к воеводе. Бывали времена, когда во главе городской рати оставался боярин, покуда воевода отъезжал в Новгород-Северский или на Москву, посему гонца пропустили без вопросов. Он тут же направился к подворью боярина, что, на удивление многих, стояло не среди подворий небольшой знати городской, а рядом с крепостной стеной. У ворот его встретил холоп, днем смотревший за двором и оградой. В его же ведении были и калитка, и сами ворота.

– Здорово, Сидор! Давненько что-то не был на подворье.

– И тебе здравствовать, Илюха! Хозяин по делу посылал, задержался немного. Боярин-то на месте?

– Не-е, отъехал к воеводе, но обещался засветло до вечерней молитвы возвернуться.

– А, Сидор? Объявился? – подошел к ним ключник боярина. – Я уж думал, сгинул где-нибудь в степи дикой.

– Сидор Дуб еще многих переживет, – отмахнулся гонец. – А уж тебя, Глеб Андреевич, точно.

– Не каркай, ворона!

– Не обижайся, шуткую ведь. На подворье-то пустите или так и будете у ворот держать?

Холоп Илюха бросился открывать ворота. Дуб въехал во двор, к нему тут же метнулся служка Данил, отрок двенадцати годов:

– Дозволь, дядь Сидор, коня. Я оботру его, попоной накрою, напою, накормлю, в стойло поставлю.

Дуб соскочил с коня, передал поводья служке: