Жорж Сименон - Крутой сюжет 1993, № 1

— Вы часто его видели?

— Я его видела, это все, что могу сказать.

— Это был клиент переплетчика?

— Надо полагать, он ходил именно в его мастерскую.

— А других причин для его появления здесь не было?

— Думаю, он приходил к ним обедать, но я не вмешивалась в дела жильцов!

Писчебумажный магазин, картонажная, торговка зонтиками — каждый раз одно и то же. Тот же вопрос, тот же жест, фотография, которую пристально рассматривали. Одни колебались с ответом, другие точно видели, однако не помнили, когда и при каких обстоятельствах.

Уже собравшись покинуть квартал, Мегрэ решил еще раз заглянуть в «Вогезский табак».

— Вы когда-нибудь видели его?

Торговец вином ответил, не колеблясь:

— Человек с чемоданом.

— Поясните.

— Я не знаю, чем он торгует, но по всему видно, что коммивояжер. Частенько приходил сюда, и всегда после завтрака. Заказывал охлажденное виши и все говорил, что у него язва желудка.

— Подолгу он тут сидел?

— Когда четверть часа, когда дольше. И всегда занимал вон то место у окна.

Оттуда хорошо был виден угол Тюренн!

— Должно быть, он дожидался встречи с клиентом. Как-то раз, не так давно, он сидел здесь почти час и в конце концов попросил телефон.

— Не знаете, кому он звонил?

— Нет. Переговорив, он сразу же ушел.

— В каком направлении?

— Я не обратил внимания.

Вошел репортер, и хозяин кафе, понизив голос, спросил у Мегрэ:

— Об этом можно рассказать?

Тот пожал плечами. Теперь, после разговора о сапожником, бессмысленно было что-то скрывать:

— Как хотите.

…Когда он вошел в кабинет, Люка разрывался между двумя телефонами, и Мегрэ пришлось изрядно подождать.

— Я все гоняюсь за этой графиней, — вздохнул бригадир, вытирая пот. По сведениям компании спальных вагонов, которая отлично ее знает, вот уже несколько месяцев она не появлялась на их линиях. Я обзвонил большинство больших отелей в Каннах, Ницце, Антибе и Вильфранши. Ничего. В казино она тоже не появлялась. Лапуант знает английский и собирается звонить в Скотланд Ярд, а кто занимается Италией, даже не знаю.

Перед тем как отправиться к судье Доссену, Мегрэ поднялся к Моэрсу поздороваться и вернуть ставшие ненужными фотографии.

— Безрезультатно? — уныло спросил Моэрс.

— Одна из трех в точку, а это не так уж мало. Остается установить двух других.

К полудню никаких следов графини Панетти обнаружено еще не было, и два итальянских журналиста нетерпеливо толкались у дверей кабинета Мегрэ.

Мадам Мегрэ была несколько удивлена, когда в субботу около трех часов позвонил муж и поинтересовался, готовится ли обед.

— Нет еще. Но почему?.. Что ты говоришь? Конечно хочу, с удовольствием. Если ты уверен, что будешь свободен. Точно уверен? Ну, конечно. Уже одеваюсь. Буду. Ясно, под часами. Нет, кислой капусты не надо, я охотно бы съела овощи по-лотарингски. Что? Ты не шутишь? Где я хочу? Это слишком фантастично, чтобы быть правдой. А я-то думала, что ты звонишь сказать, что не придешь ни обедать, ни спать. И вдруг! Я уже собираюсь!

В эту субботу в квартире на бульваре Ришар-Ленуар царили не кухонные запахи, а ароматы ванны, одеколона и чуть сладковатых духов, приберегаемых мадам Мегрэ к особым дням.

На место встречи Мегрэ явился почти вовремя. Несколько раз они уже обедали в этом Эльзасском ресторане на улице д'Энисьен, и теперь, как все обычные люди, он с удовольствием отведал там квашеной капусты.

И вот к тем невероятным вещам, что он наговорил мадам Мегрэ по телефону, добавилась еще одна выдумка: сводить ее в кинотеатр, в какой только она пожелает.

Они отправились в «Парамаунт» на Итальянском бульваре, где комиссар безропотно отстоял очередь за билетами длиной в целую выкуренную трубку.

Они послушали электронный орган, блестяще игравший оркестр, пока занавес с изображением заката солнца не поднялся. И лишь только пошли кадры, мадам Мегрэ все поняла. Показывали фрагменты из будущего фильма, потом рекламные ролики по кулинарии и покупке мебели в кредит. И вот…

«Префектура полиции сообщает». Она впервые увидела эти слова на экране. Сразу же после них пошло изображение в фас и профиль Альфреда Мосса, единственного, кого опознали.

«Всех, кто видел этого человека в последние два месяца, просят срочно позвонить по телефону…»

— И ради этого… — только и смогла она сказать, когда, решив подышать свежим воздухом, они пешком возвращались домой.

— Не только. Это не моя идея. Она давно пришла в голову префекту, просто не было подходящего случая, чтобы ее реализовать. Моэрс как-то заметил, что снимки, напечатанные в газетах, всегда более или менее искажаются из-за растра клише, плохой краски. В кино, наоборот, подчеркивают мельчайшие особенности, и впечатление несравненное.

— Значит, из-за этого либо чего другого я удостоилась сегодняшней чести? Сколько же времени мы вот так не выбирались?

— Недели три? — простодушно ответил он вопросом на вопрос.

— Ровно два с половиной месяца!

Но их перебранка носила шутливый характер.

А утром солнце встало по-весеннему ослепительное, и Мегрэ, бреясь, напевал. Он проделал весь путь до Набережной пешком. Улицы были почти безлюдны. Он с удовольствием прошел длинными коридорами уголовной полиции мимо распахнутых дверей пустынных кабинетов.

Люка только что приехал. Торранс, как и Жанвье, был уже на месте. Не замедлил явиться и маленький Лапуант. Но поскольку это было воскресенье, прежнего напряжения не чувствовалось. По той же причине двери кабинетов были открыты настежь и время от времени в них вместо музыки раздавался колокольный звон из ближайшей церкви.

Единственным, кто добыл новые сведения, был Лапуант.

— Кстати, где живет этот молодой журналист, который увивается за твоей сестрой?

— С этим покончено. А зовут его Антуан Бизард.

— Они поссорились?

— Не знаю, может, он испугался меня?

— Мне нужен его адрес.

— Он мне неизвестен. Я знаю, где он чаще всего столуется и сомневаюсь, что моя сестра знает больше. Но выясню.

И вот, явившись, он протянул Мегрэ листок бумаги. Это был адрес: улица Прованс, те же меблированные комнаты, где жил и Филипп Лиотард.

— Отлично, малыш. Спасибо, — просто сказал комиссар, воздерживаясь от каких-либо комментариев.

Будь потеплее, он снял бы пиджак, закатал рукава рубашки, как обычно делают люди, занимающиеся всякими мелкими хозяйственными делами по воскресеньям, а именно о таких пустяках он и мечтал. Все трубки на столе выстроились по ранжиру. Он вытащил из кармана толстую черную, испещренную пометками записную книжку, которой, однако, почти никогда не пользовался.

Два или три раза он рвал и бросал в корзину большие листы бумаги, на которых что-то чертил. Снова графил. Потом что-то изменял.