Александр Тамоников - Металл цвета крови

Проснувшись спозаранку, Олег недоуменно разглядывал свою старую кровать, облезлые обои на стенах, собственную фотографию, сделанную отцом в 1933 году, когда сын после армии поступил на только что созданный физический факультет Ленинградского университета. Учеба не задалась, он отмучился год, перевелся на заочное, бросил и отправился учиться в Школу милиции. Но в том году событие это было радостное, одна его счастливая физиономия чего стоила…

Водопровода и канализации решительно не хватало. Заходить к соседке он не стал, не хотелось ее снова смущать.

Двигатель работал прилично, если не вслушиваться. Он сполоснулся в Фонтанке недалеко от Аничкова моста, предъявил документы вездесущему патрулю.

Защитные конструкции с постаментов уже сняли. Но конные статуи еще не вернули на историческое место — многие скульптурные шедевры в 1941-м зарывали в землю, чтобы уберечь от бомбежек.

Он набрал воды во фляжку из ближайшей колонки, снова сел за руль, свернул на улицу Рубинштейна и поехал в южном направлении.

На дорогу ушло больше часа. Несколько раз машину останавливали. Красная книжица с потускневшим тиснением действовала безотказно. К сотрудникам контрразведки оборонного ведомства относились настороженно, с ними старались не связываться.

Пару раз он делал остановки, сверялся с картой. Пришлось выбрать длинный маршрут, через пригородное шоссе. В город шли автобусы, наполненные людьми, зашивался служивый люд на постах проверки.

Строительная техника восстанавливала дорогу, поврежденную обстрелами. Мрачные люди в телогрейках лопатами набрасывали щебень на насыпь. Лесной массив с памятными болотами остался в стороне. Он выехал на шоссейную дорогу к Красному Бору, у развилки свернул на Никольск и вскоре въехал в населенный пункт.

Местность была красивой, городок окружали зеленые рощи — они живописно стелились по волнистым холмам. Никольск лежал в низине вдоль берегов мелководной речушки. Под колесами прогремел бетонный накат моста, потянулись частные дома.

Населенный пункт был малоэтажный. Две сравнительно широкие улицы — Колхидская и Севастопольская, множество переулков и безымянных проездов. В восточной части городок граничил с извилистым озером, напоминающим затопленное речное русло; с запада его подпирала рослая лесополоса, за которой простирались владения Аннинского хозяйства.

Населенному пункту дважды не повезло. В 1941-м здесь был отчаянный бой, когда потрепанные советские части, не имея приказа к отступлению, цеплялись за каждый клочок земли. В 1944-м все было наоборот — немцы упорно оборонялись, бросались в контратаки, бились так, будто именно здесь решалась судьба их «великой» Германии.

Но, как ни странно, не все было плохо. Разрушений хватало, от многих домов остались лишь кучи мусора. Валялись заборы, деревья, столбы электропередачи. Но уже стучали топоры, визжали пилы — восстановление жилой части городка шло полным ходом. Зеленела уцелевшая растительность, зацветали вишня и черемуха. Воронки на проезжей части засыпали щебнем, заливали бетоном. Несколько женщин в платочках пытались поднять рухнувшую ограду. Работницы весело перекликались. «А ну-ка, бабоньки, три-четыре, взяли! — голосила жилистая раскрасневшаяся молодуха. — Кто, если не мы? На мужиков рассчитывать не приходится! Ой, смотрите, девчонки, еще один проехал, какой красивый, офицер-инвалид, наверное!»

Он отвернулся, пряча усмешку. Таким только дай волю — живо «сыном полка» сделают. Он проехал мимо здания городского совета на Колхидской, над которым жизнеутверждающе развевался флаг СССР, мимо сгоревшего фашистского «Тигра», который тихо приютился под забором и пока никому не мешал. Во внутренностях обгоревшей машины возились мальчишки, что-то откручивали.

Во взорванном трехэтажном здании, по-видимому, располагался горком. В период оккупации здесь заседали немецкие власти. В текущее время комитет парторганизации приютило, потеснившись, отделение милиции.

Учреждения находились в одном бараке, только с разных его концов. У отдела рабоче-крестьянской милиции стояли несколько машин, курили сотрудники в темно-синей форме. Городской рынок находился здесь же, на другой стороне дороги. Очень удобно: криминальным элементам следует быть начеку — отделение под боком.

Навстречу пропылила «эмка», протащился обрубок грузовика «ГАЗ-4» с подпрыгивающими в кузове досками. Олег прижался к изувеченному поребрику, вышел из машины.

Рынок работал. Полчаса назад Березин, выехав из города, сделал остановку, съел банку овсяной каши. С куревом было сложнее. Курила вся страна, временами поиски табачных изделий превращались в настоящие приключения. В округе было людно — как-никак городской центр.

Олег перешел дорогу, потолкался в торговых рядах. Особым ассортиментом рынок потребкооперации не блистал. Продавались прошлогодняя картошка сомнительной наружности, ранняя зелень, соленья в банках. В мясную лавку стояла очередь — уже издали было слышно, как рубят кости.

Карточки не отменили, и большинство населения жило только на них. Что-то купить на деньги в государственных магазинах было невозможно. В магазинах кооперации и на рынках банкноты имели хождение, но цены сводили с ума — особенно на курево и водку. Большинство торговых операций балансировало на грани нарушения закона. На мелкие нарушения милиция смотрела снисходительно — все понимали, что людям надо как-то жить.

Деньги у майора контрразведки водились. Он приобрел несколько банок трофейных консервов, пару пачек папирос, спички, бутылку ситро без газа. А когда перешел дорогу и собирался сесть в машину, как-то тоскливо заныло под ложечкой.

Это был явный сигнал. Мимо прошел невзрачный мужичок в кепке, искоса глянул и поспешил нырнуть в переулок. Тянущее чувство в загривке оставалось долго и даже усиливалось.

По проезжей части тащились машины: «эмки», грузовики. Прорычал двухтонный «ГАЗ», едва не зацепил приткнувшуюся к поребрику «эмку». Водитель высунулся, смерил взглядом щель между машинами, ухмыльнулся, мол, ладно, в следующий раз попаду.

С плаката на стене здания смотрел суровый советский солдат, надпись гласила: «Очистим советскую землю от фашистской нечисти!» На той стороне дороги шумел рынок, сновали люди. Сзади, на крыльце горотдела, курили сотрудники — уже другие, настала их очередь.

Кучерявый сержант в заломленной на затылок фуражке бросал в сторону Олега любопытные взгляды, наткнувшись на встречный взгляд, смутился. Нет, не то… майор чувствовал недоброе внимание к себе. Смотрели со злостью, досадой, раздражением — дескать, только этого субъекта тут не хватало! Смотрели так, словно знали, кто он такой и зачем сюда явился.