Игорь Никулин - Золотой капкан

— Вы можете объяснить подробнее? — повысила голос Ирина.

— Подробно?! Слишком долго… слишком запутанно.

— И все же! — настаивала она.

— Еще весной некие предприимчивые люди, которым случайно становится известно о богатом полезными ископаемыми таежном участке, развивают бурную деятельность. Для начала проверяют полученную информацию и направляют на поиски отряд. Работа предстоит тяжелая, и не каждый на такую согласится, или же за большие деньги. Но с деньгами расставаться никто не хочет. Рассчитаться с рабочими свинцом — не пройдет. Родственники рано или поздно забьют тревогу, и веревочке найдется конец. Милиция, суд… Деньги могут и не помочь, смотря на кого нарвешься. Это первый минус. Второй, что по возвращении из тайги — на отдых или уволившись — старатели могли растрепать языком, а так как земля не куплена, на нее могут претендовать и другие.

— Подпрягли бомжей, — с уверенностью сказал Иван.

— Конечно! Лучший выход из положения. Работают за миску похлебки, неприхотливы, денег не требуют, не устраивают забастовок. Бессловесная скотина, рабы… А случись что, никакого спроса. Подумаешь, был бродяга и нет… Некоторые еще спасибо скажут — очистили общество… от нежелательного элемента. Но люди с умом знают, что на одном кнуте далеко не уедешь. Поэтому сначала предложили пряник — пообещали зарплату и документы. Вроде бы отработаешь сезон и на зиму свободен. А весной на новые заработки…

— Наши новоявленные рокфеллеры за обещаниями в карман не лезут, — высказался Протасов. — И провонявшая землянка и есть награда за ваш труд?

— Ну почему? Могут предложить яму метр на два. С нами особо не церемонятся. Еще когда везли, двое попытались бежать… Не повезло.

— Убили? — ахнула Ольга.

— Разговор короткий!.. Тогда же, в лесу, выложили козыри: хочешь — беги, но никто не рискнул. Потом по реке сплавлялись на плотах, нашли заимку. Конвоирам палатку установили, Слону — их главному — в избушке порядок навели. Поверите, рвение какое-то было, энтузиазм, это когда из шурфа первую партию земли подняли. С ведра намыли целую щепоть золотого песка.

— Золотого?! — поразился услышанному Протасов.

— Презренный металл, — печально проговорил мужчина. — Сколько войн из-за него развязано? Сколько загублено народа! Вспомните историю. При одном его виде и жажде обладания испокон веков люди теряли рассудок, убивали друг друга, калечили и предавали… И никто не задумывался над тем, что в конечном счете счастья никому оно не приносило.

— Но столько… с одного ведра? С трудом верится.

— Я говорил, проклятое место. Сам дьявол влечет сюда людей на погибель души человеческой. Одного старателя, что помер здесь из-за золота, мы похоронили. Потом начался и наш отсчет. Первым погиб наш проводник. По версии Слона, он бросился на него с ножом. Дескать, самооборона. Что же между ними на самом деле произошло, остается неизвестным. Мне видится, что он еще в Красноярске был обречен и должен был умереть сразу, как выведет к руднику… Нас заставили вырыть яму; потом, когда валили лес и расчищали площадку под вертолет, бревна прикатили и накрыли крышей. Первым же дождем нас затопило. Вскакиваем, воды по щиколотку. Щели в бревнах толщиной с ладонь… Ночами холода, сырость, начали болеть. Но им, — он сделал ударение, вкладывая в последнее слово свою ненависть к бандитам, — наплевать: температура у тебя или нет. Работай, если жить не надоело. На расправу скоры. Потом еще двое надорвались, когда вручную пни выкорчевывали. Когда прилетел вертолет — понятия не имею, как он нас нашел, — завезли все, что угодно, только не хорошие инструменты, чтобы хоть как-то облегчить наш труд, не одеяла, не теплую одежду. Спасибо за паклю, затыкали щели. Теперь напропалую не льет, а так… накрапывает. Вот и работаем до сих пор, как пионеры Севера на Клондайке лет сто назад. Читали Джека Лондона?.. Набрал землю в ведро, и на берег. А там сетки железные, мужики в воде вымывают крупинки. В день горсть набирается.

— Ого! — снова не смолчал Протасов. — Это же… в буквальном смысле озолотиться можно.

— Что они и делают. Не сами, конечно, а пославшего их дядю, но… и себя не обделяют… Работа тяжелая, а условий никаких. Мужиков стало выкашивать. Как мор пошел. Утром просыпаемся — один-два не встают. Кто ж выдержит пахать в две смены по двенадцать часов?

— А ночами как?

— При факелах. Но это было в первый месяц. Потом парнишка один по прозвищу Кривонос попытался сбежать. Утром при пересчете его хватились, подняли крик. Слон лично каждого допрашивал, все выпытывал: кто видел его последним и почему не донесли о побеге?

— Поймали?

— К вечеру. Он заблудился, покружил и вышел обратно к лагерю. Для начала его избили до полусмерти у всех на глазах. Смотреть страшно, не лицо — сплошное месиво, обезобразили до неузнаваемости. Зубы выбили, голову проломили. Захотели показную казнь устроить, чтобы нас устрашить, раздели догола, руки и ноги скрепили наручниками, растревожили муравейник, и его… голого, туда…

— Какая дикость! — в ужасе прошептала Ольга. — Средневековье какое-то… Они что, нелюди?

— Кричал долго. Мы сидели в яме, слушали крики и ничего не могли сделать. Ведь даже здесь, стоя одной ногой в могиле, каждый думает о собственной шкуре: «Если я вступлюсь, тогда и меня…». Промолчать, глядишь, и повезет.

— Выходит, что бежать невозможно?

— Куда? Кругом тайга, непуганое зверье. Это сейчас они пальбу устраивают ради забавы, разогнали все живое… Бежать можно, но итог заранее предсказуем. Если не повезет, поймают и удумают, как извращеннее убить. Своего рода тоже забава. Преподнесут Слону останки, как в свое время объеденный муравьями череп — то, что осталось от Кривоноса.

— Да кто они такие?! — возмутилась Ирина.

— Банда. Их главного я видел всего два раза: когда нас собрали всех вместе и когда уезжали из Красноярска. Ничего, представительный мужик. Как у вас говорят, из «новых русских»… а может, политик. Впрочем, это одно и то же. Те, кто нас охраняет, — обычные бандиты. Бездельем мучаются, каждый день водку глушат. Слон у них за старшего, он вообще ушел в запой, трезвым почти не бывает. Нас кличут исключительно рабами. Захотел — избил. Но так, чтобы не покалечить. Рабочие руки у них ценятся. По той же причине пока не убивают.

Протасов спросил:

— И много вас таких?

— Из первой партии двое осталось: я и Никандрыч. Никандрыч жилистый оказался, деревенская закалка. Они там сызмальства к тяжелой работе приучены. И то слег, пневмония открылась. Температура под сорок, и я подозреваю, все это на фоне развивающегося туберкулеза. Не знаю, вытянет ли…

Сидевшая молча Ирина снова показала свою едкую натуру и не удержалась от подначки: