Валерий Ковалев - Золото мертвецов

— Кто такой и как к нам попал? — наклонившись вперед, положил на стол руки капитан, взглянув на наручные часы. Стрелки показывали без четверти пять утра, за окном серело.

— Старшина первой статьи Воронов, — тяжело ворочая языком, сказал сидевший на лавке. — Бежал из финского плена.

Капитан взглянул на сержанта, тот кивнул:

— Вышел с боем на участке лейтенанта Магомедова. Кстати, сам к вам попросился.

— Обыскали?

— Как водится, товарищ капитан. Личное оружие отобрали. Наш ППШ, финка и немецкий «вальтер».

— А это что? — покосился Кураев на вещмешок с планшеткой.

— Там важные документы, карта немецкого пилота и слиток, — болезненно поморщился перебежчик.

— Вот как? — оживился чекист. После чего, раздернув горловину мешка, поочередно извлек оттуда что-то завернутое в кусок шелка, пару банок американских консервов, запасной диск к автомату и золотой слиток.

— Откуда это у тебя? — взвесив на руке, поднял брови.

— Взял у тех, чьи документы, — последовал ответ. — Они в шелке.

Капитан раздернул туго завязанный узелок, на стол высыпались два малиновых удостоверения ГУКР Смерш и дюжина солдатских книжек.

— «Полковник Азаров», — раскрыв первое, прочел вслух Кураев, и ему все стало ясно.

Около месяца назад на оперативном совещании в управлении контрразведки армии их знакомили с шифрограммой, полученной из Москвы, о пропаже на маршруте Вологда — Архангельск самолета с особо важным грузом, в целях принятия мер к его розыску.

— Ну а место, место у тебя есть? — подался капитан к раненому.

— Там, в планшетке, карта, на ней все отмечено, — прошептал тот, облизав губы.

Кураев быстро отщелкнул на планшете кнопки, извлек и развернул карту, где рядом с похожим на оленью голову озером синела поставленная химическим карандашом точка.

— Это оно? — подвинул карту к перебежчику капитан, привстав от возбуждения.

— Оно, — просипел раненый и, закатив глаза, повалился с лавки на пол, глухо стукнувшись затылком о половицы.

— Бугров! — выскочил из-за стола контрразведчик. — Фельдшера сюда. Живо!

Через несколько минут пожилая женщина-фельдшер, сделав перебежчику укол, привела того в чувство.

— Значит так, этого героя в санчасть, — приказал ей с сержантом особист. — А ты, боец, — наклонился к раненому, — о нашем разговоре ни гугу. Понятно?

— Да-а, — протянул тот и снова потерял сознание.

Когда носилки с раненым вынесли и дверь за солдатами закрылась, капитан повертел ручку полевого телефона, попросив связиста соединить его с комбатом-два.

— Олейник, ты? Это Кураев. Перебежчик вышел на твоем участке?

— На моем, — хрипло ответил сонный голос.

— Кто-нибудь его допрашивал?

— Нет. Он сразу же попросился к вам. Я и отправил.

— Добро, отбой, — положил трубку на рычаг чекист. После чего заходил по комнате.

Сразу же, как Воронова унесли (он был уверен, что это настоящая фамилия), капитан внимательно просмотрел все другие документы, в том числе командировочное предписание.

Печать и бланк с грифом Наркомата внутренних дел, содержание документа, а также золотой слиток с клеймом Госбанка СССР снимали всякие сомнения.

Это был именно тот «особо важный» груз, о котором говорилось в шифрограмме из Центра.

О перебежчике и ценнейшей информации можно было доложить в управление, но в тылах армии действовали вражеские разведгруппы, подключавшиеся к линиям связи. Одну такую ликвидировали накануне, и капитан принял решение сообщить все по приезде лично, так было надежнее и безопаснее.

Натянув на плечи видавший виды рыжий кожан (в нем капитан всегда выезжал на задания) и на голову армейскую фуражку, он аккуратно уложил в вещмешок старшины все, что тот доставил.

Затем снял со стены автомат, проверив диск, затянулся портупеей с пистолетом и, вскинув на плечо сидор, вышел сквозь темные сени на крыльцо, под моросящий дождик.

— М-да, лето, твою мать, — подняв воротник, шагнул с покосившегося крыльца к стоявшему у завалинки пятнистому «цундапу».

Отстегнув фартук его люльки, Кураев поместил туда вещмешок с автоматом, застегнул фартук и, включив зажигание, толкнул ногой рогульку заводной ручки.

Мотоцикл тихо зарокотал, капитан уселся на сиденье, воткнул скорость и вырулил на улицу прифронтовой деревеньки. Она стояла на опушке соснового бора, по другую сторону которого, за болотом, находились боевые порядки полка с приданной ему артиллерией.

Оставив позади еще несколько изб, у которых уже дымила полевая кухня, мотоцикл, переваливаясь на колдобинах, подъехал к расположенному в сельсовете штабу, у которого скучал нахохлившийся часовой и темнели две забрызганные грязью полуторки.

Не глуша двигателя, капитан слез с сиденья (солдат изобразил строевую стойку), поднялся по ступенькам, потянул на себя дверь и вошел.

— Комполка у себя? — обратился к сонному младшему лейтенанту, сидевшему напротив окна за столом с телефонами и что-то писавшему авторучкой в журнале.

— Никак нет, товарищ капитан, — привстал тот. — Полчаса назад убыл на позиции. На месте начальник штаба.

— Добро, — кивнул Кураев, проходя в левый коридор к торцевой, обитой клеенкой двери.

За ней, в прокуренной комнате, с портретом Калинина на стене, колдовал у топографической карты лысый майор, делая какие-то промеры курвиметром и занося их в пухлый блокнот.

— Здорово, Сергей Павлович, — прикрыл контрразведчик дверь. — Все мыслишь?

— Вроде того, — ответил майор. — Ну, как твой перебежчик?

— Определил его пока в санчасть, тяжелое ранение.

— Думаешь, засланный?

— Наоборот, герой, доставил ценнейшую информацию.

— Это хорошо, — сделал очередной промер майор, взяв в руку циркуль. — Поделишься?

— Когда вернусь из дивизии. А пока распорядись, чтобы медики к нему с душой, парень заслуживает награды.

— Сделаю, — поднял глаза начштаба. — Но информация за тобой.

Чуть позже мотоцикл прострекотал от штаба и свернул на лесную дорогу, ведущую в тыл 14-й армии под командованием генерала Фролова, оборонявшей Заполярье при участии кораблей Северного флота.

Ей противостояла группировка «Норвегия», в числе двух германских и одного финского корпусов при поддержке немецких люфтваффе.

Ко времени описываемых событий по всей линии фронта шла позиционная война, советские войска готовились к наступлению, а гитлеровские — к обороне.

Выехав на опушку леса и одолев еще несколько километров по проселку, мотоцикл Кураева свернул на рокаду и последовал вдоль тянущейся сбоку гряды, перемежающейся участками заболоченной тундры и пологими, с чахлой растительностью долинами. Это были отроги Хибин.

Изредка навстречу попадались маршевые роты, следовавшие к местам назначения, колонны армейских грузовиков и отдельные машины.