Евгений Сухов - Резидент

— Есть, двигать с шутками, — озоровато отозвался Щербак.

Бойцы с равнодушным видом зашагали по тропе, подле которой уверенно, не обращая внимания на приближающихся красноармейцев, расположился Гаврилов. Периферическим зрением он уже должен был заприметить красноармейцев, но держался спокойно, подчеркнуто равнодушно затачивая лезвие. В какой-то момент рука с бритвой застыла на ремне, именно в эту самую секунду он решал: остаться на месте или все-таки попытаться уйти, но уже в следующее мгновение острое лезвие аккуратно легло на толстую дубленую кожу и с тихим шорохом скользнуло вверх.

Угадав настроение диверсанта, старшина, демонстрируя веселость, громко расхохотался, невольно привлекая к себе внимание других бойцов, расположившихся поблизости на пеньках. Слегка повернул голову и Гаврилов. Его сухие щеки растянула сдержанная улыбка.

— Ну, ты даешь! Прямо в лесу?

— А то как же! — отозвался ему Миронов столь же весело.

— Так там же мины! Что же она сказала?

— А ничего такого. Ты, говорит, только мне бушлат под спину подложи, а то потом будет все тело болеть, как будто меня отлупили!

Оба вновь довольно расхохотались, заставив улыбнуться находившихся вблизи бойцов. Видно, рассказанная история и впрямь была очень смешной, если они оба так закатываются от смеха. В какой-то момент шаги красноармейцев сделались немного поспешнее, чем следовало. Гаврилов повел головой и встретился взглядом с капитаном, равнодушно шедшим к нему с другой стороны.

Тимофей увидел обычное лицо, простую улыбку. Вот только прищур глаз выдавал его шальную мысль. В этот самый момент Романцев осознал, что он раскрыт. Вскочив, диверсант отбросил бритву, мгновенно вырвал из кобуры пистолет и пальнул в уже набегавшего на него капитана. Пуля опалила висок. Петляя между деревьями, Гаврилов устремился вниз по склону, продолжая отстреливаться.

— Уйдет, товарищ капитан! — скинул Щербак с плеча автомат.

— Отставить! — гаркнул Тимофей. — Я сам!

Диверсант бежал грамотно: прятался за деревья, пригибался и все далее уходил в глубину леса. Затаив дыхание, Романцев сумел взять его на мушку в тот самый момент, когда Гаврилов выскочил из-за дерева и приостановился перед большой кучей валежника, чтобы ее перепрыгнуть. В этот момент он представлял весьма удобную мишень: спина распрямлена, правая нога высоко заброшена. Тимофей плавно надавил на курок. Руку повело от отдачи вверх, а диверсант, будто бы споткнувшись, повалился прямо лицом на колючий валежник. Немилосердно взвыл, зарычал, разразился проклятиями и, крутанувшись на земле, пустил пулю точно в ствол, за которым успел укрыться Тимофей.

У подножия склона протекала узенькая речушка с каменными берегами и с дощатым помостом, уходившими на глубину: бабы полоскали здесь белье. К опорам была привязана лодчонка, покачивающаяся на быстром течении. Вот если он доберется до лодки, спустится вниз по реке, то далее его поиски могут усложниться, хотя раненым далеко он не уйдет!

Приподнявшись, диверсант, подволакивая ногу, заторопился к лодке.

— Отрезайте ему дорогу! — крикнул капитан.

Вскинув автомат, Щербак пальнул немного впереди уходящего диверсанта, срезав у его ног разросшиеся васильки. Диверсант отпрянул, а потом залег, всматриваясь в наседающих контрразведчиков, — выставил пистолет и терпеливо стал подыскивать подходящую цель.

Тимофей, размахивая пистолетом, побежал к реке, перекрывая возможный отход.

— Не дайте ему подняться!

Затрещали автоматные очереди, заставив диверсанта срастись с землей. В какой-то момент стрельба смокла. Гаврилов приподнял голову, чтобы осмотреться, и в этот момент подскочивший Романцев ударом ноги под самый кадык перевернул неприятеля на бок. Ухватившись за горло, тот долго не мог отдышаться. Тимофей, наклонившись, поднял выбитый из его ладони пистолет и терпеливо стал дожидаться, когда тот придет в себя.

— Крепко вы его, товарищ капитан, припечатали. Если отдышится, инвалидом будет.

— Здоровье ему ни к чему, — с усмешкой ответил Романцев. — Все равно скоро к стенке поставим. Главное, чтобы языком мог шевелить.

— Как бы вам взыскание не сделали, товарищ капитан, — серьезно проговорил старшина. — Уж больно он человек нужный!

— Пошути у меня тут… Остряк выискался!

Диверсант уже отдышался. Зыркал глазами на обступивших его красноармейцев. Из простреленной ноги на примятую траву обильно сочилась кровь. Побледневшее лицо выдавало сильную боль.

— Перевяжите ему рану, — распорядился капитан. — Нам его еще до штаба донести нужно.

Старшина проворно, как это делает только человек бывалый, привыкший иметь дело с бинтами, осторожно, чтобы не причинить излишнюю боль, разрезал брючину, осмотрел ранение и цокнул языком:

— Кажись, артерия перебита. Жгут нужно наложить.

Вытащив из вещмешка жгут, он умело перетянул бедро немного повыше раны. Затем аккуратно забинтовал ногу.

— Кажись, кость не задета, но пуля сидит глубоко.

— Ничего, потерпит, — сказал Романцев. — Документы!

Диверсант достал из нагрудного кармана красноармейскую книжку. Белая обложка была затерта до серости, как и полагалось неоднократно используемому документу. Оттиски букв правильные, не придерешься. Раскрыв книжку, Тимофей прочитал: « Старший сержант Осипов Александр Петрович ». Перевернул страницу, внимательно осмотрел все записи. Все тайные отметки были на своих местах. Бумага заметно помятая, в некоторых местах разводы от влаги, кончики листочков слегка потрепанные, какие бывают только при долгом ношении в кармане. Скрепки тоже не подвели — из обычной проволоки, какими скрепляют красноармейские книжки.

Документ был изготовлен с большим знанием дела, на высочайшем уровне. На обычного диверсанта столько усилий не тратят, значит, его готовили к чему-то более серьезному, чем рядовая диверсия.

Бойцы уже принесли носилки, подогнали поближе грузовик.

— Где твои вещи?

— В каптерке, на скамейке лежат, — простонал диверсант.

— Миронов, принеси, — распорядился капитан.

Красноармеец скорым шагом направился в сторону банно-прачечного отряда. Еще через несколько минут он принес вещмешок.

— Тяжелый, — протянул он Романцеву. — Вы бы поосторожнее, товарищ капитан, вдруг там мина!

— Что у тебя в вещмешке? — посмотрел Тимофей на лежавшего диверсанта.

— Ничего особенного, — скривился тот от боли. — Личные вещи.

Тимофей аккуратно развязал тесемку и глянул внутрь. До самой половины он был заполнен пачками денег, стянутых тесемками.

— Личные вещички, значит, — хмыкнул он. — Хороши вещички!

Вытащив пачку купюр, внимательно пролистал. Деньги выглядели настоящими.