Евгений Сухов - Резидент

— Это сколько же здесь грошей-то будет? — ахнул из-за плеча старшина Щербак.

— Много, старшина, много, — протянул в задумчивости капитан. — Тебе за всю жизнь не заработать! А тут у нас еще что? — вытащил он небольшой черный мешок из холщовой ткани. Развязав его, увидел, что в нем лежали красноармейские книжки на разные фамилии. Вот только фотография в них была попавшегося диверсанта. В отдельной пачке, перетянутой жгутом, находились бланки командировочных предписаний, продовольственные аттестаты, удостоверения об освобождении по болезни, трудовые книжки, партийные и кандидатские карточки.

Тимофей внимательно пролистал каждый документ, пытаясь увидеть тайные знаки, что могли бы изобличить заброшенного врага. Но каждый документ был изготовлен добротно. Не придраться!

— Серьезно тебя готовили, как я посмотрю. Какое у тебя было задание?

— Мне нужно в госпиталь…

— Все вы жить хотите, как я посмотрю… Когда припрет! Помощь получишь в том случае, если ответишь на мои вопросы. Как ты связываешься со своим руководством?

— Я могу истечь кровью.

— Это не смертельно, не переживай, собаки, они все живучие, — процедил сквозь зубы Романцев. — Жду ответа!

На лбу диверсанта выступили крупные капли пота. Боль подтачивала его силы, отнимала волю к сопротивлению.

— Хорошо… Я скажу. Здесь неподалеку я спрятал рацию.

— Где именно? Ну? — поторопил Тимофей. — Назови точное место!

Было заметно, что диверсант слабел с каждой минутой. Разговор ему давался с большим трудом:

— Нужно идти прямо через лес. Дойдете до поваленной сосны, вот под ней я и спрятал рацию. Вы это место сразу увидите, там лежат срубленные ветки.

— Миронов, сходи и посмотри! Если рация там, неси ее сюда!

— Есть! — отчеканил рядовой и тотчас устремился в указанном направлении.

— Как твое настоящее имя? Звание?

— Кривошеев Савелий Федорович. Рядовой.

— Вас было трое, что ты знаешь о том человеке, что был в плащ-палатке?

В глазах диверсанта плеснула растерянность. Но уже в следующую секунду лицо перекосило от боли, смяв прежнюю оторопь, и теперь перед капитаном сидел опытный диверсант с невероятно развитой интуицией, переиграть такого непросто.

— Это не так, я был один.

— Не будем терять время, нам все рассказал твой приятель Седых, ты с ним учился в разведшколе. Вас троих посадили в один самолет. Он выпрыгнул раньше, а вы вдвоем полетели дальше! Если не хочешь сдохнуть, советую тебе быть пооткровеннее.

— О третьем пассажире я ничего не знаю. Но знаю, что он у командования на особом счету.

— Почему у тебя такие серьезные документы?

— Командование посчитало, что так будет правильно. В последнее время участились провалы. В руководстве решили перестраховаться.

— Тебя забрасывали к нам в тыл раньше?

— Да. Три раза.

Подошел Миронов, за спиной которого находилась портативная рация в ранце.

— Рация работает? — посмотрел капитан на Кривошеева.

Изрядно побледневший, нервно покусывающий губы и уже почти теряющий сознание, тот едва слышно произнес:

— Да.

— Давайте на носилки его — и в машину! — приказал Романцев.

Раненого Кривошеева определили в госпиталь, приставив к нему охрану из двух смершевцев. Выздоравливающие, узнав, кто лежит с ними в палате, лишь только хмурились и брезгливо морщились, но строгих автоматчиков обходили стороной. Только однажды двадцатилетний артиллерист, раненный в грудь, не без труда дотопав до его койки, процедил сквозь зубы прямо в обескровленное лицо:

— Еще не сдох? Не будь здесь охраны, так я бы тебя, гада, собственными руками добил бы! Вот такие, как ты, мою семью сожгли в Белоруссии!

В соседней палате лежали два раненых немца, попавшие в плен с месяц назад, оба молодые, каждому из них не более двадцати лет. Первый был ранен в голову, но, несмотря на сложный послеоперационный период, он активно шел на поправку, другому пуля попала в живот, но тоже оказался весьма крепким малым — после двух перенесенных операций уже расхаживал по коридору. Бойцы поглядывали на них с интересом. Нередко можно было наблюдать, как бывшие противники, сидя во дворе на лавочке, совместно раскуривали табачок и о чем-то разговаривали, мешая русские и немецкие слова. Идиллией здесь не пахло, но ненависть оставалась за порогом госпиталя. Иное дело диверсант, предавший Родину и поднявший оружие против соотечественников.

Так что охрана к Кривошееву была поставлена не напрасно. Задавили бы в первую же ночь! А терять такого ценного агента было нельзя.

На следующий день Тимофей Романцев встретился с начальником военной контрразведки армии полковником Александровым и рассказал ему об изъятой у диверсанта крупной сумме денег и о хорошо изготовленных документах.

Александров выглядел усталым; лицо посерело, под глазами набрякли морщинистые мешки.

— Значит, на документах ты не увидел ни одного тайного знака? — в задумчивости спросил он.

— Ни одного! Все документы были сработаны просто идеально! Не придраться. Остановил бы я его для проверки документов где-нибудь на дороге, так ничего бы не заподозрил. Я ведь эти документы с последними инструкциями сравнил, все в точности, до последней запятой и точки!.. Даже в предписаниях, а ведь инструкции к ним мы в прошлом месяце получили.

— Не нравится мне все это, — все более хмурился полковник. — Может, где-то произошла утечка и последние инструкции с тайными знаками попали в абвер? Как думаешь?

— Не могу знать, товарищ полковник, — бойко ответил капитан.

— Вот и я тоже… Не исключено, что абвер подключил аналитический отдел, а там тоже не дураки сидят… Как бы там ни было, но об этом нужно будет доложить, пусть разбираются, каким образом враг узнал о последних изменениях в документах. Для дела будет лучше, если они разработают новые инструкции к ним. И в кратчайшие сроки! Ты его еще не допросил?

— Только во время задержания. Сейчас он находится в госпитале.

— Допроси! Хватит ему отлеживаться, не на курорт попал! Потом доложишь.

— Есть, доложить! Товарищ полковник, в документах меня еще очень беспокоит их отменное качество. Изготавливал очень грамотный специалист. Мне думается, что помогал ему целый штат консультантов. Были учтены даже малейшие мелочи, на что немцы прежде не обращали внимания.

— Например?

— Немцы ведь очень большие аккуратисты, любят, чтобы каждая буковка была на своем месте, а у нас ведь как-то все попроще. И строчка может кривенько пойти, и бумага может некачественной быть. Все эти нюансы были строго соблюдены. Очень плохо, если немцы научились думать так же, как мы, и займутся производством документов массово.