Александр Тамоников - Нетленный

– Баба Настя, воет кто-то, – как-то неуверенно заметила Варвара. – Кажется, там, – она показала на западную стену, – сперва подумала, что чудится…

Варваре не чудилось, я тоже это слышал. Словно ветер выл в электрических проводах, создавал звуковые колебания…

– Так это у Черкесовых в двадцатом доме, – объяснила хозяйка. – Сынок Анны Филипповны и Федора Леонтьевича – Ванька Черкесов – коньки отбросил позавчера. С бодуна был тяжкого, на крыльцо под утро вывалился да сунул голову в бочку с водой. Давай вытаскивать, а волосы и зацепились за сварку внутри бочки. Там дырка была, Федор Леонтьевич заваривал, да, видать, не зачистил. Он туда, сюда, бочка полная, перепугался – а башка с перепоя не соображала. Знать, не волоском, а прядью зацепился. Дергал – не помогло, да так и захлебнулся… Это им потом участковый рассказывал, когда осматривал это дело… Анна Филипповна в седьмом часу утра из избы вышла, а тут такое – сынишка ее, алкоголик непутевый, к бочке прилип, голова там, вокруг вода разлитая, еще не высохла… Так она сознание потеряла, любила ведь своего пропойцу. Хорошо, соседка увидела, подняла тревогу… Сегодня хоронят, бабок-плакальщиц отец с матерью позвали, вот они и стараются… Да ладно, не обращайте внимания, – махнула рукой хозяйка, – Ваньку жалко, но сволочью он был отменной. Жена давно от него сбежала, не работал нигде, пил по-черному с дружками, на мать орал, на отца руку поднимал, а тот терпел, любил своего оболтуса. Вот и получается, из-за халтуры батьки отпрыск Богу душу и отдал. Глупая смерть, но Боженька ведь все видит. Ладно, живите тут…

Скрипели ступени под ногами уходящей женщины. Я поежился – представил себя в этой бочке. Тупее смерти и не придумаешь. Впрочем, всякое случается. Недавно читал, как англичанин «удачно» сходил в кино. Вертел телефон во время сеанса и уронил между раскладными креслами. Потянулся за ним – а одно из кресел автоматически сложилось и треснуло по голове. Мужик застрял, задергался, паника охватила – да только усугубил ситуацию. Остальные зрители пока поняли, в чем дело – с ним уже сердечный приступ случился, и умер прямо тут же, во время сеанса любимого фильма. Как такое можно предугадать?

– Какая прямолинейная женщина эта баба Настя, – бормотала Варвара, опустошая сумку на кровать. – А ведь о покойниках либо хорошо, либо ничего…

– Ну, не знаю, – возразил я, – кажется, Вольтер высказывал противоположное мнение: к живым следует относиться крайне доброжелательно, а о мертвых нужно говорить только правду.

– Какие мы начитанные, – похвалила Варвара. – Вольтер много чего наплел, не нужно делать из него икону. Еще он был безбожник, мизантроп и убежденный антисемит, так что лучше в следующий раз процитируй кого-нибудь другого. Ладно, займись чем-нибудь, – отмахнулась Варвара. – А я займусь собой, раз выдалась минутка. И не подглядывай, когда я буду раздеваться догола…

Я позвонил по спутниковому телефону. Сергей Борисович был занят перестановками в музее, но нашел минуту, чтобы выслушать своего командированного.

– Я начал тревожиться, Никита Андреевич, – укорил он. – Вы долго не сообщали о себе. Хорошо, что с вами все в порядке. Передавайте привет Варваре Ильиничне, надеюсь, она рядом с вами? Способности вернутся, пусть не расстраивается. Я нисколько не удивлен, что это место помечено сильной энергетикой. Так и должно быть. Пройдет еще немало десятилетий, прежде чем улягутся страсти, вспыхнувшие в конце шестидесятых… Поработайте с очевидцами, может, поймете, что произошло позавчера вечером. Не находили ли… мертвых людей? Будьте осторожны и постоянно докладывайте. Не забывайте тревожную кнопку на телефоне, который вы сейчас держите в руке. Да, это не мгновенный вызов ангела-хранителя, но мы хотя бы будем знать, где вас искать.

– Информация к размышлению, Сергей Борисович, – сказал я. – Даже не знаю, почему об этом подумал… Бывшая база РВСН к востоку или северо-востоку от деревни. Сведений о ней практически нет, объект считался закрытым. Что там сейчас? Не наблюдалась ли в последнее время активность на объекте? Способен ли объект принимать самолеты и «вертушки»? Возможно, это не имеет отношения к нашему делу, но… – Я заколебался.

– Это называется интуицией, Никита Андреевич, – подсказал Якушин. – Вы правы, если саркофаг похитили, то каким образом его доставили в нужную им точку пространства? Не месить же грязь шестьсот верст на автотранспорте… Оставьте эти мысли, очень вас прошу. Не стоит переходить дорогу опасным людям, от которых не защитят никакие правоохранительные органы. Возможно, мы совершили ошибку, вторгнувшись в сферу, где нам не рады, не будем ее усугублять. Ваша задача – выяснить, что случилось с нашими людьми. И ради бога, будьте предельно осторожны…

Варвара голышом по чердаку пока не дефилировала. Ворчала под нос, что взяла очень мало вещей, ей не в чем ходить, и все помещается на одной полке! Моим пожеланием насчет «чем хуже, тем лучше» она руководствоваться, похоже, не собиралась – просто приняла к сведению.

Чердак оказался просторным, в нем было три окна. Одно – большое – выходило на дорогу. С обратной стороны – поменьше, смотрело в сад. Третье – классическое слуховое, пристроенное к скату крыши – располагалось у восточной стены, и чтобы заглянуть в него, нужно было подняться на пару ступеней, протиснуться в узкое пространство и привстать на цыпочки.

Пока Варвара занималась собой, ворча, что дезинфицирующие салфетки, изготовленные по заказу новосибирского Похоронного дома, уже не спасают; вечером нужно обязательно сходить в баню, я исследовал все оконные проемы.

Вид на огород интересовал меня в меньшей степени, но к наружной стене в этом месте была приколочена деревянная лестница (что-то вроде пожарного выхода), это я взял на заметку. Огород у бабы Насти был сравнительно ухоженный, она выращивала огурцы, кабачки, помидоры. На задворках участка теснились хозяйственные постройки.

За плетнем на юге местность понижалась. Виднелась речка за ивняком. На дальнем берегу ландшафт устремлялся вверх, за кустами и перелесками пряталось кладбище.

Я перебрался к окну, выходящему на дорогу. Улица была пустынна. Участок напротив тоже был заброшен. Бурьян поднялся выше ограды. Дом почти не просматривался – только часть крыльца. Ступени провалились, сквозь доски прорастал репейник. Я встал на цыпочки, сплющил нос о стекло. Палисадник бабы Насти открывался лишь частично. «Террано» пришлось оставить на улице у дикой акации – въезд автотранспорта на территорию был технически невозможен ввиду отсутствия ворот.

Прихватив колченогую лавочку, приставленную к стене, я направился к третьему окну, вскарабкался на нее, рискуя упасть и сломать шею. Почему я оттягивал этот момент? В горле стало сухо, как в пересохшем арыке. Весь участок Василия Злобина предстал перед глазами. Море травы, отдельные голые участки – Василий как-то избирательно прореживал свои дебри. На участке росли две сосны, рябина с калиной, имелась старенькая теплица, собранная из обветшалых оконных переплетов. Крыльцо располагалось с западной стороны. За крыльцом – застекленная веранда. Входная дверь, похоже, не была закрыта, выступала из проема. На перилах валялась скомканная штормовка. Сохли тельняшка с рыболовным садком – вернее, уже не сохли, а просто висели, давно высохшие. Никаких признаков жизни.