Сергей Самаров - Война для двоих

– Руки словно не мои… – пожаловался Цитукас, когда увидел, что старший лейтенант снова взялся за веревку.

– Командир! Разреши, я за ним присмотрю. Чуть что, я ему шею сверну… – предложил лейтенант.

– Ладно, только иди с ним рядом, – проявил милость капитан Радиолов.

Когда командиру подошло время идти ведущим, рядом с ним пристроился майор аль-Хабиби. Впечатление было такое, что майор рвался к разговору.

– Что, Гиваргис, так ничего мне и не скажешь? – прочувствовав ситуацию, спросил Радиолов.

– А что я тебе должен сказать?

– Как дочь моя живет? Варя…

– Она по документам является моей дочерью. И зовут ее сирийским именем Вардия, что переводится как «цветок с куста розы». Но я думал, что тебя больше бывшая твоя жена интересует. Ты ради нее сюда приехал?

– Нет. Я приехал сюда с одной целью – тебя освободить или выкрасть. Таков был приказ командования. А Наталья меня не волнует совсем. У меня сейчас другая семья, жена и двое детей, дочь – старшая, и сын подрастает, ростом уже сестру догнал. Я с ними чувствую себя счастливым и довольным жизнью человеком.

– Вот и хорошо. Я рад и за тебя, и за себя. Только Наталью сейчас по-сирийски зовут Аталья. Имя переводится как «Бог велик». В настоящее время она находится в Париже, где Вардия учится в университете. Будет юристом по международному праву.

– А что же ты не расскажешь, что против них предпринимал полковник Цитукас?

– А зачем тебе рассказывать, если ты и сам все знаешь…

– Я знаю только, что их взяли под охрану мои коллеги в Париже. И ликвидировали человека, который должен был, по замыслу Цитукаса, им угрожать.

– Значит, он не случайно попал под машину?

– У разведчиков-профессионалов таких случайностей не бывает. А там был профессионал. Но наши спецы из Службы внешней разведки отработали чисто.

– Вот видишь, ты больше меня о ситуации знаешь, а просишь, чтобы я тебе рассказывал, – заявил Гиваргис.

– Просто хотелось что-то от тебя услышать, – вяло отреагировал капитан. – И не только это…

Гиваргис, естественно, понимал, что Радиолов ждет от него извинений и попытки оправдания. Но он, сам не понимая почему, не желал ни оправдываться, ни извиняться. Да, когда-то Радиолов доверился ему и рассказал о своих отношениях с другой женщиной. Гиваргис честно не мог понять, как можно так относиться к своей жене. Он считал, что Радиолов Наталью предал, и рассказал ей об этом. При этом предал того, кто считал его своим другом. Но сам Гиваргис не считал, что он Алексея предал, и сумел убедить себя, что просто поступил честно. С другой стороны, он эту свою честность использовал в собственных интересах. Это Гиваргиса смущало, и он сам до конца не разобрался еще в той ситуации. А так как не желал считать себя виноватым, то и извиняться не хотел. И это мешало бывшим друзьям понять друг друга. Несмотря на то что один, по сути дела, спас другого, несмотря на то что они делали общее дело и шли рядом, стремясь оторваться от обязательного преследования, прежних отношений между сирийским майором и русским капитаном уже не было и быть, скорее всего, не могло…

Ночь пришла быстро и незаметно. А они все шли и шли… Размеренно, монотонно, однообразно… Время от времени капитан Радиолов сверял путь по компасу и убеждался, что внутренний компас в его голове по-прежнему работает отлично. Направление группа выдерживала. Вместе с темнотой в пустыню пришел и холод. Эта была даже не прохлада, а настоящий холод, да еще отягощенный ветром, который мел и поднимал выше уровня груди песок, стремясь большими пригоршнями засыпать его в глаза людям. Одежда «волкодавов» от холода хорошо спасала. Пропитка ткани костюмов от «Ратника» держала тепло внутри и согревала тело. Другим было труднее. У полковника Цитукаса зубы стучали почти откровенно. Так стучали, что майор аль-Хабиби даже сделал ему замечание:

– Не стучите зубами, не то за нами увяжется большущая толпа шакалов. Если вы вздумаете отстать, они вас мигом разорвут на части. Они одинаково любят питаться и тухлым, и свежим мясом.

– Холодно… – пожаловался полковник.

– Всем холодно, – последовал ответ майора, окинувшего оценивающим взглядом всю группу.

Однако, несмотря на холод, всем сильно хотелось пить. Это Гиваргис по себе чувствовал. За жаркий дневной переход организм пережил сильное обезвоживание. И теперь казалось, что языки во рту у всех распухли и мешают не только говорить, но даже дышать. Хотя разговоры вести во время трудного марша и без того ни у кого желания не возникало. Все понимали необходимость беречь дыхание. Но усталость уже брала свое. Человеческие силы всегда ограниченны, и организм имеет способность уставать, даже если он отлично тренирован и готов к различным испытаниям, как в данном случае. Капитана Радиолова, который несколько раз оборачивался, чтобы осмотреть свою маленькую, но вытянувшуюся колонну, удивлял бывший ветеринар. Внешне он казался самым слабым в группе. И физически, и морально. Но была, видимо, в Хашиме какая-то особенная жилистая сила, заставляющая его идти, ничем не показывая усталости. Это проявилось уже после того, как он ударом ногой в голову нокаутировал полковника Цитукаса. До этого ветеринар внешне, казалось, еле ноги, вязнущие в песке, переставлял. Но разовое проявление мужественности пробудило в организме Хашима глубинные силы тела и духа, словно невидимым толчком послужило, и он почувствовал себя совсем иным человеком, в отличие от американского полковника и сирийского капитана Сахима, которые с каждым часом пути шли все с большей натугой. И вообще могли бы отстать, если бы за ними не приглядывал тот, кто только что сменился с роли ведущего в колонне. Ведущий постоянно вставал последним, чтобы идти по уже протоптанной тропе.

Только во второй половине ночи, когда на востоке небо уже начало медленно светлеть, капитан Радиолов, в очередной раз оглянувшись, оценил состояние всех ходоков. Естественно, больше других устал полковник Цитукас. Капитан сбросил с плеч лямки рюкзака и громко сказал:

– Привал на пятнадцать минут. Кто хочет, может поспать…

Он сам лег, разбросав руки и ноги крестом, хорошо зная, что в такой позе тело идеально отдыхает, и затих.

Тут же его примеру последовали трое других «волкодавов» и майор сирийской армии. Чуть задержался капитан Салхим, потом все же сел на песок и промычал:

– Воды дайте… Хоть пару глотков… Мне и полковнику. Полковник умереть готов за глоток воды.

– Воду будем пить на следующем привале. Вода осталась последняя, – ответил Радиолов. – Следующий привал после одиннадцати утра…

– Еще чего! – возмутился сирийский капитан. – Мы до этого времени, может быть, и не доживем! Кто желает, пусть свою порцию оставляет на утро. А мне мою сейчас отдайте.