Сергей Зверев - Танкисты

– Руслан и Людмила, – тихо шепнул Бабенко Соколову и по-доброму улыбнулся. – Сказка! Любовь, что тут скажешь. Ей и война не помеха.

Полковник Горбунов построил личный состав на поляне при свете двух аккумуляторных фонарей. Потирая по привычке шрам на виске, он смотрел некоторое время себе под ноги, потом резко опустил руку и прошел взглядом по рядам бойцов. Три отделения автоматчиков с «ППШ» на груди замерли возле своих бронетранспортеров. В каждом отделении опытный сержант-командир. С каждым сержантом Горбунов побеседовал лично, с каждым водителем для бронетранспортера тоже, выясняя его водительский опыт и степень знакомства с немецкой техникой. Отделение мотоциклистов. Мотоциклы собрали трофейные немецкие, какие нашлись в корпусе. На каждом ручной пулемет и по две канистры бензина. Третий «ханомаг» стоял отдельно. В нем восемь 200-литровых бочек с топливом. Дизельное для «тридцатьчетверок» и бензин для бронетранспортеров. Три танка темнели среди деревьев, три экипажа и их молодой младший лейтенант, так хорошо себя зарекомендовавший за эти недели. Полковник в который уже раз после 22 июня с горечью думал о том, как много было упущено в тактике, в обучении войск и командиров. Как тяжко понимать, что идеология, какой бы она героической и победной ни была, все же не должна довлеть над армией. Армия должна быть над идеологией, над политикой. Она должна воевать, она должна выполнять приказы.

Участник многих пограничных конфликтов, участник войны в Испании, полковник Горбунов успел перед войной окончить и академию. И только в условиях полномасштабной войны на обширных территориях со всем многообразием ежеминутно меняющейся тактической и стратегической обстановки он ощутил недоработку военного руководства. Не учили красных командиров отступать, не умели они вести бои в условиях отступления частей и соединений. Их учили только наступать, встречному бою в крайнем случае. А у войны свои особые законы, там случается всякое. Сталкивался Горбунов и с непониманием и склонностью надежды на авось многих командиров. Немцы, даже занимая временную позицию, в промежутках между наступлениями всегда окапывались в полный рост, рыли окопы полного профиля со всеми фортификационными атрибутами. А наши, вспоминал полковник, все норовили за корягу да за дерево спрятаться, лопаткой вокруг себя землю поскрести, и хватит. Потому и потери большие, потому и рубежи зачастую не могли удержать. Да и не только в этом была причина. Не умели наши командиры воевать в условиях отсутствия связи, нарушения условий управления войсками.

А разведка? Это очень коварный и далеко идущий в своей ошибочности тезис, что вести разведку может каждый красноармеец! Да не может каждый. Учить этому искусству нужно отдельно и очень кропотливо. Знаний нужно много: нужно научить людей не только смотреть, но и видеть, понимать, на что обращать внимание. Учить просто скрытно передвигаться, быть незаметным, основам индивидуального боя учить, а не в составе отделения, взвода и роты. Нужно специально обученные разведывательные подразделения иметь во всех родах войск. И в пехоте, и в танковых частях, и в артиллерии. Нужны специалисты по разведке в штабах соединений. Разведку нужно вести не только путем наблюдения со специальных постов в полосе своей обороны. Нужна регулярная разведка в тактических и стратегических тылах противника, нужны специализированные и хорошо подготовленные специализированные группы.

Да это вообще особенное и глубокое, упущенное в Красной Армии направление в военном искусстве. И вот сейчас бы не пришлось набирать с миру по нитке группу более или менее подходящих бойцов с минимальным опытом и талантами для выполнения такой важной задачи. Да и себя полковник Горбунов не чувствовал особо подготовленным. Чего уж говорить о стоящем за его спиной майоре Сорокине, который военного дела совсем не знал. А его оперативный опыт там, за линией фронта, сводил его пользу в группе вообще к нулю.

– Товарищи! – твердо, как и положено командиру, произнес Горбунов. – Перед нами стоит важная и сложная боевая задача. Пересечь линию фронта, выйти по немецким тылам в район, где геройски сражались генерал Казаков и его товарищи. Мы должны спасти секретные документы, завладев которыми гитлеровцы смогли бы нанести непоправимый чудовищный урон Красной Армии. Мы идем с вами в опасный рейд, но мы с вами спасаем тысячи и тысячи жизней. Выполним приказ и вернемся с честью. А кому суждено погибнуть, тем слава и великая память нашего народа. Идет священная великая война. Родина в опасности, и мы идем с вами туда, куда нас Родина посылает. Мы воины великой страны, и мы победим! Заводи!

Не говорить всей правды было сложно, умолчать и заставить людей поверить, что этот рейд необходим, еще сложнее. Но и сказать, что вся группа идет только для того, чтобы спасти одного человека, когда ежедневно гибнут десятки тысяч, было бы глупо. Пусть речь и идет о жизни генерала. Полковник Горбунов смотрел на своих солдат злой и недовольный собой. Не так, не те слова он подобрал. Как все глупо и неправильно. Отогнав от себя пустые и вредные для дела мысли, он сосредоточился на ходе операции, которой руководил.

– По машинам! – пронеслось над поляной, стук десятков сапог, звук стартеров наполнил тишину ночного леса. И этим звукам вторила далекая канонада, стук пулеметов где-то в ночи на передовой.

Через минуту колонна потянулась лесной дорогой на запад. Соколов сидел в люке, ощущая прохладу брони танка и пригибаясь, когда над дорогой появлялась низко свисающая ветка дерева. Колонна шла к речной пойме в сторону от дорог. Немцы атаковали днем и ночью, танковые клинья врезались в нашу оборону, разрезая и разрывая ее, и в эти прорывы вливались новые войска. Удары наносились по фронту, во фланги, Красная Армия контратаковала, даже отбивала захваченные фашистами населенные пункты и снова откатывалась на восток.

Сплошной линии фронта еще не было. Оборонительные позиции создавались на линии ударов, на танкоопасных направлениях. Группа шла к рубежу, на котором немецких войск, скорее всего, не было. По крайней мере, там не было окопов, батарей противника, минных полей. А еще контратака наших корпусов на линии Орша – Витебск должна была отвлечь немцев, подтянуть в район прорыва Красной Армии все резервы, все имеющиеся в оперативном подчинении этой группы войск силы. В районе прорыва ударной группы немцы не видели больших сил Красной Армии и не ждали удара. А значит, там не было войск. Почти не было.

Машины шли без света фар, мерно урча двигателями в ночной темноте. Соколову, чей танк шел во главе колонны, приходилось спускаться в люк и закрывать его. В башне он включал свет и рассматривал карту. Потом снова поднимался наверх и смотрел на местность, искал ориентиры, убеждаясь, что они двигаются правильно. Промеренный шестами брод должен быть справа. Вот у края проселочной дороги появились две раздвоенные березы. Искривленные стволы, поникшие ветви. Одна береза чуть обгорела. Здесь проселок должен раздвоиться. Одна дорога пойдет вдоль реки на юг, вторая свернет, небольшой спуск, а потом брод. Танки могут форсировать водную преграду до глубины 1,3 метра. Отклоняться в сторону опасно – потом придется вытаскивать заглохшие машины буксиром. Потеря времени и лишний шум.