Сергей Зверев - Танкисты

– Фугасно-осколочными, – приказал Соколов своему командиру башни. – Цель – два бронетранспортера на дороге правее немецких танков. Уничтожить! Первый, ответьте Двум Семеркам!

Горбунов молчал, и это Алексею совсем не нравилось. Когда загорелись один за другим оба немецких бронетранспортера, а потом замерли и еще два танка, Соколов вздохнул свободнее. Оставив машину Огольцова прикрывать прорыв, Алексей бросил в эфир приказ: «Всем вперед!» Бабенко явственно прошептал: «Простите, ребята», и добавил газу. Алексей знал, что это значит. Во время боя приходилось ехать там, где безопаснее, и просто маневрировать вне зависимости от того, что попадается под гусеницы танка. И часто под них попадали тела. И сейчас там лежали свои мертвые красноармейцы. И иного выхода, как прорываться напрямик, не было. Погибли бы и другие. Младший лейтенант Соколов уже очень хорошо знал, что такое соскребать остатки человеческой плоти с бортов танка. Гусеницы чистые, они сами очищаются о камни и землю с травой. А вот борта приходится частенько отскабливать и отмывать.

Выскочив левее дороги, Соколов занял позицию на случай, если с противоположной стороны тоже выскочат немцы, но со стороны деревни никого не было. Проехал второй «ханомаг» с горючим, потом третий, огрызающийся пулеметным огнем с турели. Несколько бойцов на ходу соскочили через задние створки бронетранспортера. Из подбитого головного вытащили троих раненых. Остальные, видимо, были мертвы. Девятка сержанта Никитина ушла вперед, уводя за собой два «ханомага». Соколов видел в перископ, как три мотоцикла тоже уехали следом за колонной. Значит, не все автоматчики погибли, успели вовремя сориентироваться.

– Восьмерка, уходим, как слышишь меня? – пытаясь перекричать грохот пушки в башне, позвал Соколов.

– Еще два танка, – зло процедил сквозь зубы Логунов, бешено вращая ручку поворота башни. – Слева заходят. Не видит он их, что ли!

– Логунов, бронебойным… башню быстрее. – Алексей повис на перископе танка, скрипнув зубами. – Восьмерка, сзади! Сзади!

Первый снаряд угодил «тридцатьчетверке» Огольцова в башню. В шлемофоне хорошо было слышно, как кто-то вскрикнул с болью. Сашка! Огольцов! Они не успевали: танк еще крутился на месте, разворачиваясь навстречу врагу, но башня не вращалась. Логинов наконец выстрелил. Бронебойный снаряд сорвал запасные траки с борта немецкого танка и улетел в сторону. Немец попятился, вращая башней. Логунов снова припал к прицелу. «Выстрел!» Теперь снаряд пробил лобовую броню возле люка механика-водителя. Танк с крестами на бортах встал. Второй попятился, но подбитая «тридцатьчетверка» с номером 078 все ползла и ползла, хотя изнутри уже валил дым. Соколов прикусил губу. Раненый, а может, и умирающий механик-водитель прибавил газу – и танк рванулся вперед, как зверь в предсмертной агонии бросается на врага. Удар, скрежет металла! На склоне низинки, где дорога уходила вверх, два железных монстра сцепились гусеницами, броней, ревели моторы, копоть из выхлопной трубы летела выше крон деревьев. И «тридцатьчетверка» победила. Немецкий танк перевернулся на бок и поехал башней вниз по травянистому склону, бешено вращая гусеницами.

Танк с бортовым 078 вспыхнул. Соколов крикнул Бабенко «вперед!», но механик не успел тронуться, как в «тридцатьчетверке» взорвался боезапас. Башню сорвало и отбросило в сторону, как факел, который бросают в волков зимой возчики в степи. Из оставшегося корпуса тоже бил огонь.

– Бесполезно, командир. – Логунов положил лейтенанту руку на плечо. – Их там уже нет, не осталось от ребят уже ничего после такого. Я знаю. Не надо, танк им могилой будет. И памятником.

– Бабенко, догоняем своих, – скрипнув зубами, проговорил Соколов, хотя скулы сводило судорогой боли и отчаяния. – Вперед!

Экипаж молчал. Вообще-то в боевой обстановке разговаривать на отвлеченные темы было запрещено, но такие запрещения часто игнорировались. Но сейчас все были в шоке от произошедшего, от тарана танком танка. Это же надо какое самообладание иметь, силу воли, чтобы, умирая, собраться с силами и так напоследок ударить врага.

– Две Семерки, ответьте Девятке, – послышалось в эфире.

– Девятка, далеко ушли? Доложите обстановку.

– Километр на юго-запад, здесь расширение балки, лес гуще, много холмов и овражков. Фашистов не видно и не слышно.

– Хорошо, Девятка, ждите меня, – приказал Соколов, помедлил и добавил: – Восьмерка сгорела. Ребята погибли.

В ответ промолчали. Обычное дело: танкисты в бою выживают нечасто. Если снаряд попадает в гусеницу, повреждает траки, то экипаж по уставу даже под огнем врага должен принять меры к ремонту и быстрому возвращению танка в строй. Если танк подбит, экипаж, если он жив, должен со стрелковым оружием защищать машину. Так гласил устав. Но это было счастье, когда снаряд попадал в ходовую часть или в мотор и у экипажа была возможность покинуть машину. Чаще бронебойный снаряд или кумулятивный, пробивая или прожигая броню, убивал и калечил тех, кто за ней находился. Часто остальные члены экипажа были оглушены или ранены и не могли покинуть машину. А кто мог покинуть, тот попадал под огонь немецкой пехоты или пулеметчиков с других фашистских танков.

Хрустя мелким камнем под гусеницами, танк летел по низинке, лавируя между деревьями. Соколов сидел в люке, внимательно посматривая по сторонам. Видимость была хорошая, потому что деревьев было не очень много. Но дальше, где ждала колонна, лесок был гуще. Там можно укрыться, подумать, принять решение. Алексей уже привык к тому, что часто приходится бросать тела убитых красноармейцев на поле боя, отходя, оставляя позиции. И сейчас они не могли, не имели права остаться и похоронить тех, кто там погиб, на этом пересечении дорог. Закон войны. На первом месте всегда выполнение задачи. И все, что может помешать выполнению задачи, отходит на второй план. «Черт бы побрал этих немцев. Откуда они там оказались, что это за группа шла проселком? Засветились мы. Они могли успеть передать о нашем появлении в своих тылах».

Спрыгнув с брони танка, Соколов посмотрел на Никитина, подошедшего к нему и вытиравшего лоб под сдвинутым на затылок шлемофоном, на майора Сорокина с напряженными злыми глазами. Сержант из второго «ханомага» остановился в нерешительности. То ли подойти к офицерам, то ли приготовиться построить своих солдат. После того боя и потерь у всех душа была, как говорится, не на месте.

– Что с ранеными? – спросил Алексей, подходя к бронетранспортеру. – Кого вы оттуда сняли?

– Полковника. – Красноармеец, поивший из фляжки другого бойца с перевязанной головой, кивнул на тело офицера, накрытое плащ-палаткой. – Только он уже отошел. Его сильно осколками побило, когда в бронетранспортер два снаряда попали. А ребята двое ничего. Оглушило их больше, а ранения так, легкие.