Сергей Зверев - Танкисты

Колонна остановилась, и полковник, выбравшись из бронетранспортера, отправил вперед мотоциклистов. По вешкам, которые выставили еще вчера, мотоциклы прошли самой мелкой частью брода на другой берег и заняли оборону. Потом прошли танки, следом на берег выбрались бронетранспортеры.

– Все, можно сказать, мы на нейтральной полосе, – показал на ночную равнину полковник подошедшему к нему Соколову. – Дальше, в полукилометре от берега, есть топкая пойменная часть. Ее заливает весной, там бьют родники, и почва переувлажненная бо`льшую часть теплого времени года.

– Вы уверены, что мы там пройдем? – спросил Алексей.

– Несколько дней назад там наши колесные броневики прошли. Я расспросил водителей, у них там один опытный оказался, знает, как такие топкие места проезжать. Он их и вывел. Говорит, и танки пройдут, только нельзя останавливаться. Зароется гусеницами, и не вытянуть потом. Как твои, справятся, опытные водители?

– Справятся, только надо по всей линии прохода бойцов поставить, чтобы отмашку давали, как бакены на реке, знаете? Механики будут знать, что их объезжать надо слева. И так до следующего.

Полковник ушел вперед с мотоциклистами, потом по радио велел двигаться бронетранспортерам. Те, двигаясь извилистым путем, по проложенной трассе пересекли заболоченный участок свободно. Оставалось дело за танками. Бабенко подошел к Соколову и чуть тронул за рукав. Алексей уже привык к не совсем военным манерам испытателя и относился к нему снисходительно. Хотя кто кого больше опекал, понять было сложно. Семен Михайлович к своему командиру относился с отеческой любовью. И с кухни котелок принесет погуще, и подушку раздобудет на ночлеге в деревне.

– Товарищ командир, давайте я проведу каждый танк. Я смогу, я гонял их по таким топям сотни раз. А ребята могут растеряться и встать. А этого нельзя. Гусеницы тяжелой машины, они как ножовка в дерево врезаться будут и только хуже сделают, если давать слишком много газа. Тут внатяжку надо идти, на ровных оборотах.

– Семен Михайлович! – Соколов оглянулся, не слышит ли кто их разговора. – Понимаете, нам нельзя этого делать. Это армия, тем более война. Даже если есть риск утопить танк, если есть риск сорвать операцию, я как командир не имею права не доверять механикам. Если я взял их с собой, значит, уже доверяю. И каждый должен сам, поймите. Если я не доверяю, человек сам начнет в себе сомневаться. Нельзя этого на войне.

– Да, вы, наверное, правы, – кивнул смущенный Бабенко. – Просто я невоенный человек, а у вас тут своя психология. Вас этому учили, наверное, в танковой школе?

– И в школе, и на войне. Война тоже учит. Вы лучше поговорите с водителями, подскажите, посоветуйте – так будет лучше. Так вы им сможете помочь. Но не подменять собой каждого.

И тут небо осветилось такими зарницами, что все повернули головы на северо-запад. Донеслись звуки канонады. Где-то там сейчас началась артподготовка. Били сотни орудий, летели огненные стрелы реактивных снарядов «катюш». Начиналась совместная войсковая операция. Надо было торопиться. Один за другим танки уходили в темноту. Шлепали по грязи танковые гусеницы, урчали натужно двигатели, но машины преодолевали преграду, двигаясь от одного выставленного на маршруте бойца до другого. Последним через топь пошел танк Соколова. Бабенко провел его мастерски, на одном дыхании – так показалось лейтенанту.

По приказу полковника Горбунова первыми вперед ушли мотоциклисты, за ними «ханомаги», три танка, и замыкали колонну два других бронетранспортера. Как Соколов ни пытался доказать полковнику, что первым надо идти танку, тот не согласился. Солнце еще не поднялось, только светлело небо на востоке, а колонна под грохот артиллерийской стрельбы в районе прорыва под Оршей уже шла на полной скорости. Нужно было засветло преодолеть около тридцати километров перелесками и балками. И тогда можно считать, что линию передовых частей вермахта они прошли. Хотя трудно было точно сказать, где немцы прорвались, а где еще нет. Сведения разрозненные, связь все время нарушается, а вышестоящие штабы часто молчат, лишь отдавая общие приказы держаться, не отходить.

Насколько Соколов помнил карту, они сейчас двигались вдоль невидимого за деревьями железнодорожного полотна, а левее начиналось общее понижение местности. Сначала это была обширная балка с пологими крыльями, потом она уходила между двумя холмами вытянутой долиной. Днище долины было все изрезано промоинами, здесь было множество каменных блоков из развалившегося сливного песчаника. Щебенистые участки сменялись каким-то диким нагромождением камня. Горбунов выбрал этой район как наиболее подходящий для скрытного перемещения группы на восток.

Алексею очень хотелось связаться с командирами танков своего взвода Огольцовым и Никитиным. В таком молчании, не поддерживая связи, не зная о возможных возникающих проблемах на других машинах взвода, ехать было муторно, но режим радиомолчания был сейчас важнее привычки командира постоянно иметь информацию о состоянии подразделения.

– Бабенко, как машина? – спросил Соколов по ТПУ механика-водителя. – Что за хруст?

– Камень, наверное, между катками попадал, – отозвался напряженным голосом Бабенко.

Соколов понимал, что двигать постоянно рычагами танка на таком сложном участке, где все время надо поворачивать, все время менять передачу, – дело непростое. И очень тяжелое. Сейчас у Семена Михайловича наверняка по спине пот ручьем течет.

– Не устали? Вас сменить? – спросил Соколов.

– Нет, спасибо, – совсем не по-военному ответил Бабенко, заставив Алексея про себя улыбнуться.

– Логунов, примите наблюдение, – приказал Алексей командиру башни, сел внизу на укладку и достал карту.

Место, где сейчас находилась колонна, было не очень хорошее. Здесь пересекались на дне низинки две грунтовые дороги. Одна второстепенная, незначительная, а вторая – настоящий проселок, соединяющий два приличного размера населенных пункта. Как бы не столкнуться с немцами.

– Усилить внимание! – приказал Соколов, закрывая планшет, и тут же в шлемофоне громом ударил голос Логунова:

– Немцы! Слева тридцать… бронетранспортеры… танк, черт… три танка!

И теперь сквозь шум двигателя и лязг гусениц Соколов услышал автоматные и пулеметные очереди. А вот бахнула и раз, и другой пушка. Это били танковые пушки. Немецкие.

– Взвод, к бою! – рявкнул Соколов что есть мочи по рации. – Рассредоточиться! Восьмерка, Девятка – выбивать танки. Первый, я Две Семерки», я Две Семерки!

Горбунов не отвечал, в шлемофоне трещало и пыхтело, отчасти слышались выстрелы и взрывы. Приникнув к нарамнику перископа, Соколов крутил командирскую башенку из стороны в сторону, пытаясь точнее понять сложившуюся ситуацию. А, чтоб вас! Горел один «ханомаг», кажется, головной. Слева по склону спускались и разворачивались в боевой атакующий строй три немецких танка. Выстрел, болванка чиркнула по башне командирского танка, но Соколов удержался, не упав и не выпустив из рук скобы перископа. Не путать цели, не мешать, ведь приказ уже отдан. И точно, левый немецкий «Т III» замер на месте, потом чуть пополз в сторону и задымил. Бронетранспортеры поливали пулеметами мотоциклистов и стояли. За их задними бортами мелькали зеленые мундиры высаживающейся пехоты.