Сергей Зверев - Танкисты

Со стороны дороги вышел Омаев с трофейной винтовкой. Он дернул затвор, выбрасывая из патронника стреляную гильзу.

– Порядок, товарищ младший лейтенант, – с улыбкой заявил чеченец. – Я не промахнулся.

– Молодец, – похвалил Соколов, чувствуя, что вот теперь, когда все благополучно закончилось, у него начался в руках и ногах легкий мандраж.

Смотреть на убитых немцев не хотелось, но он упорно не отводил взгляда от мертвых тел, распаляя собственную злость и ненависть к этим людям. Времени у них было мало. Может быть, даже меньше, чем казалось. И надо было действовать незамедлительно. Каждый знал свою задачу, но Алексей все же принялся всех торопить:

– Омаев, быстрее! Тело часового сюда тащите или в кустах хорошенько укройте. Нам еще эти тела убирать с глаз долой. Логунов, дуйте с Колей к танкам! Начинайте искать боеприпасы. Часового только под танк, что ли, затащите.

Кажется, порядок, решил Алексей, когда они оттащили в сторону тела убитых солдат и прикрыли брезентом, чтобы их не было видно сразу с дороги или от машин. Поставив возле костра бидон, он повесил над потухшим кострищем котел, повесил второй половник на ветку березы. Все, картина вполне мирная, если бы не пробоины в брезенте грузовиков. Оружие они решили все же собрать. Семь немецких карабинов с патронными сумками и пистолет фельдфебеля с двумя магазинами они захватили с собой и пошли к танкам. Соколов не мог сказать пока, зачем он забрал все винтовки убитых немцев. Для его экипажа столько не нужно. Патроны понадобятся для немецких винтовок, потому что у немцев использовался другой патрон, отличавшийся от русского мосинского калибром.

Бросив винтовки в кузов своего трофейного грузовика, Соколов оставил Омаева наблюдать за местностью, а сам побежал к танкам искать своих. Довольный Логунов высунулся из водительского люка «тридцатьчетверки» и показал большой палец.

– Живем, командир! Почти два десятка снарядов, из них шесть подкалиберных. И десять дисков к пулемету

Всего в обоих «тридцатьчетверках» удалось найти девять бронебойных подкалиберных снарядов, двенадцать осколочно-фугасных и шестнадцать осколочных. Заодно вытащили один исправный пулемет «ДТ» и более восьмисот патронов, большей частью уже заряженных в диски. Теперь у Соколова имелась почти половина положенного боекомплекта. Не было возможности перекачать остатки горючего в бочку, но на это пришлось махнуть рукой.

В темноте удалось без приключений добраться до того места в лесу, неподалеку от сгоревшей деревни, где Бабенко ждал их с танком.

Уже начали загрузку снарядов, когда механик-водитель подошел к Соколову и смущенно попросил минутку внимания.

– Скажите, товарищ младший лейтенант, а в каком состоянии были танки, с которых вы снимали снаряды?

– Да в разном. Но повреждения касались в основном органов управления, трансмиссии и подвески. Гусеницы разбиты, естественно. А почему вы спрашиваете?

– Видите ли, я, пока вас не было, занялся проверкой машины и нашел некоторые недостатки и износ. Не сразу, конечно, выйдет из строя, но кое-что может подвести в ближайшее время.

И Бабенко стал перечислять, что бы неплохо было снять с подбитых танков. Соколов почесал в затылке. Конечно, рисковать не хотелось, но Бабенко был прав. Рисковать стоило: во время боя потеря управления машиной может обойтись дорого. Видя замешательство командира, Бабенко попросил разрешения съездить ему одному на трофейной машине. Он обещал управиться быстро с помощью аккумуляторного фонаря, который можно подключить к грузовику. Да и у танков аккумуляторы могли быть не разряжены.

– Логунов!

– Здесь, товарищ командир! – Сержант спрыгнул с борта машины и одернул комбинезон.

– Слушайте, Василий Иванович, вот Бабенко предлагает снять с тех подбитых наших танков несколько деталей трансмиссии и подвески. Нам запасные части могут пригодиться очень даже скоро. Учитывая, что ремонтных мастерских поблизости не будет еще долго.

– Слушаюсь, – кивнул Логунов и махнул Бабенко рукой. – Поехали, Семен.

– Нет, отставить, Логунов! – Алексей нахмурился. Решение принимать тяжело, но устав засел в нем глубоко. Да и прав устав, если разобраться. – Механику-водителю отлучаться в боевой обстановке от танка запрещено.

– Так и наводчику-командиру башни тоже, – с улыбкой развел руками сержант. – Надо решаться, командир.

– Да, знаю, – с ожесточением бросил Соколов. – Ладно, езжайте вы и Бочкин. Вы танкист опытный, сможете все сделать по списку Бабенко. Семен Михайлович, напишите, что нужно снять с танков.

Омаев сделал попытку попроситься поехать вместе с сибиряками, но Соколов не отпустил его. Рисковать всем экипажем не хотелось, тем более что Омаев радиотелеграфист, он умеет работать и на ключе. Если понадобится достать передатчик, который они везут для связи комкора Казакова со штабом армии, то без Омаева им не обойтись никак.

Танкисты уехали на трофейном грузовике. Танк стоял готовый к движению, если это потребуется. Небо светлело. Спать не хотелось никому. Напряжение прошлого дня не отпускало. А впереди еще много опасностей. Завтра, а может, послезавтра командир приведет танк в нужную точку, откуда комкор Казаков выходил в эфир в последний раз. А что будет дальше?

– А что будет дальше, Алексей Иванович? – опять не по-военному спросил Бабенко, лежавший рядом с Соколовым на брезенте.

– Война будет! – резко бросил Омаев, сидевший чуть поодаль на пеньке и остругивающий кинжалом палку.

– Нет, Руслан, я не о том спрашиваю, – покачал водитель головой. – Война будет и дальше, это понятно. Слишком большие силы обрушились на нашу страну. Остановить их и погнать назад – для этого не меньшая мощь нужна и очень большое напряжение всех наших сил. И всех ресурсов. Это очевидно. Я о том спрашиваю, что будет, если мы завтра придем в то место, куда нам приказали, а там никого и ничего. Допустим, нет там генерала.

– Командир есть, он знает, что делать дальше, – снова ответил Омаев. – Каждый о своем должен думать. А вы, Семен Михайлович, все время странными вопросами себя мучаете. Зачем?

– Страдает парень, – тихо сказал Бабенко, улыбнувшись в темноте, а потом уже громко продолжил: – Это не странные вопросы, Руслан. Это естественные вопросы. Человека всегда волновало и будет волновать, что будет завтра, а что через год, через столетие. Видишь ли, человек, если это хороший человек, он всегда стремится сделать этот мир лучше, чище, интереснее, оставить его после себя потомкам таким, чтобы им было в нем лучше. И так из поколения в поколение.

– Если бы все так думали, то не было бы войн, – хмыкнул Омаев. – Даже если и не война, то сколько людей даже просто так делают другим плохо. Зачем воруют, зачем грабят? Трудно сделать этот мир лучше.