Сергей Зверев - Танкисты

– Так точно стрелять? Да еще из чужого танка. – Майор покачал головой и посмотрел на Вигмана. – Стреляли опытные танкисты, лейтенант, это совершенно точно. А что было потом, ефрейтор?

– Потом вон оттуда, из-за леса, выехал русский танк. Совершенно исправный. Он был не из этих, что тут стоят. Мы даже подумали, что русские прорвали фронт под Смоленском и их танки вышли южнее Минска. Но танк был один. Он выстрелил и снова попал в наш танк. Потом он выстрелил осколочным снарядом. И бил его пулемет. Мы отошли к лесу. Кто остался в живых, господин майор.

– Это понятно, ефрейтор. Вы голыми руками остановить русский танк не смогли бы. А что было потом? Вы видели тех русских, что стреляли в вас из танка с поля?

– Нет, господин майор. Я видел только, что они сели в грузовик, который стоял позади танков, и уехали вместе с русским танком, который напал на нас.

– Что за машина? – оживился майор. – Трехтонный «Опель Блиц»? Номер видели?

– Нет, было очень далеко, а бинокль остался у господина обер-лейтенанта. Номер был на танке – 077.

Майор кивнул, похлопал по плечу ефрейтора и пошел назад к машине. Не дойдя до «Мерседеса», он резко повернулся к лейтенанту и заговорил:

– Это они, Вигман, это совершено точно они. Этот русский командир и его танк 077! Он упорно идет к цели. А знаете куда? Туда, куда должна была идти вот эта группа с двумя танками усиления. И он устроил им засаду и разбил их, а потом спокойно ушел. За своим генералом. Вот как все было, Отто. Это всего тридцать километров отсюда на север. Запросите дежурного по гарнизону, пусть дадут точные координаты места, где видели русских и куда направили эту группу. Мы едем туда. Выясните все, а я заправлю наши бронетранспортеры и прикажу пополнить боезапас. В том числе и противотанковыми средствами. Черт бы его побрал, этого русского командира! Он ведет себя так, как будто ездит на своем танке в окрестностях своего… как это, села, деревни. Если бы я был язычником, я бы согласился, что ему помогают духи лесов… А теперь у него появился еще и наш трофейный грузовик!

Кажется, дошли, размышлял Соколов, глядя на карту. Вот здесь, в районе болота, рация корпуса выходила на связь. Место для боя подходящее: с одной стороны болото не даст обойти с фланга, с другой – балка, которая простреливается перекрестным огнем. И поле, по которому атаковать можно только в лоб. При хорошо организованной обороне и с малыми силами можно держаться долго. Еще немного, и можно будет попробовать вызвать штаб корпуса по танковой радиостанции. Вопрос, есть ли у Казакова питание, могут ли они работать хотя бы на прием. Придется рисковать. А если не ответят, что дальше? Хороший вопрос задал недавно Бабенко. Что будет дальше?

– Как там Николай, Василий Иванович? – спросил Соколов по ТПУ. – Переживает?

– Есть маленько, но он в порядке, – ответил Логунов. – Я сам, грешным делом, думал, что все, каюк нам. Но он держался молодцом. Думаю, до последнего дрался бы, не подвел бы.

– Да я не об этом. – Соколов улыбнулся. – Просто вспоминаю свой первый настоящий бой и момент, когда думал, что все, погибать мне придется.

– Все мы через это прошли, – отозвался сержант. – Посмотреть, как он там идет?

– Посмотрите, – разрешил лейтенант.

Логунов поднял крышку люка, высунул голову, огляделся и только потом поднялся по пояс и стал смотреть назад, где за танком следом шел трофейный грузовик, за рулем которого сидел Бочкин. Василий Иванович не столько беспокоился, что Николай отстанет, сколько понимал: парню нужно внимание. Только недавно смерть дыхнула ему в лицо, такое спокойно переносят не все. И сейчас чувствовать себя одиноким Бочкину было наверняка неуютно. Логунов посидел в люке, глядя на машину, потом поднял руку, помахал. Бочкин тут же высунул руку и ответил ему жизнерадостными взмахами. В порядке парень. Молодость! Всей опасности еще не понимаешь, все еще кажется, что невозможно погибнуть, обязательно что-то случится, что спасет, отведет в последний момент беду. А сколько их таких молодых с первого военного призыва сейчас лежит на полях от самой западной границы до Смоленска! И многие надеялись, верили. Да и в финскую тоже, когда их бросали на неприступные доты линии Маннергейма. На пушки и на кинжальный огонь пулеметов.

– Стоп, Бабенко! – Соколов с удовольствием осмотрелся и отключил кабель ТПУ от шлемофона.

Как же приятно было спрыгнуть на мягкую траву, ощутить прохладу леса. Слышать не рычание двигателя и железный лязг гусениц, а щебет птиц, шелест листьев на ветру. Да и просто чувствовать разгоряченным лицом этот ветерок в глубине леса, а не жаркую пыль проселочных дорог.

– Омаев! – Алексей бросил на траву шлемофон и расстегнул воротник гимнастерки. – Возьмите ведро. Тут неподалеку в овражке родник должен быть, он на карте обозначен. Только осторожнее там, и автомат захватите с собой.

– Ну, ничего, бежит как новенькая наша «семерка», – вылезая из переднего люка, сказал Бабенко. – Не зря, выходит, рисковали. Есть охота.

– Ох, и осточертели эти консервы! – в тон механику-водителю добавил подошедший Бочкин. – Товарищ младший лейтенант, может, нам Руслана в лес послать, он же охотник, в горах умел добывать дичь, может, и здесь какую косулю подстрелит или кабанчика?

– Сдурел? – коротко осведомился с высоты танка Логунов и бросил на траву брезент. – Немцы в двух шагах, а ты про охоту. Расстели брезент и иди принимать консервы.

Омаев вернулся быстро. Лицо у него было мокрое и довольное. Соколов велел ему побыть в боевом охранении, пока он не пришлет смену. Ведро чистейшей, ледяной до ломоты в зубах воды заставило танкистов застонать в голос. Они стаскивали грязные комбинезоны, пропотевшие гимнастерки и нательные рубахи. Сапоги стояли в сторонке, портянки сохли на солнышке. Ступая босыми, уставшими от сапог ногами по траве, танкисты начали умываться, поливая друг друга из кружки. Они кряхтели от удовольствия и охали от ледяной воды, но каждый старательно умылся, вымыл шею, грудь, под мышками. Невероятное ощущение чистоты заставило расслабиться каждого, хотя это была просто ледяная вода да кусочек солдатского мыла.

Рассевшись на брезенте, накинулись на еду. Ножами вскрывали банки с мясными консервами, вытирали ложки о рубахи и зачерпывали застывшую жижу с кусками мяса. Хрустели сухари на зубах, танкисты подмигивали друг другу с набитыми ртами. Как мало радостей на войне у солдата и как остры ощущения вот таких минут. Вздремнуть, вытянув ноги после долгого тяжелого перехода, поесть всласть, когда с самого утра во рту маковой росинки не было, умыться, стереть с тела засохший вперемешку с пылью недельный пот. Вытянуть босые ноги, истосковавшиеся по воздуху, солнцу, ощутить траву под ступнями.