Евгений Сухов - Запад в огне

— Да все мне нравится, товарищ полковник, просто на земле оно как-то привычнее.

— Возможно, — не стал спорить Утехин. — Но в твоем новом назначении у нас свой интерес. Все эти три недели ты будешь нашими глазами и ушами. Мы обязаны знать обо всем, что творится на передовой и на вражеской территории в том числе. Особенно важно для нас знать настроение населения, а оно там очень непростое… Я тут на днях своего приятеля летчика навещал в госпитале, сбили его над Белоруссией, буквально на границе с Украиной… А там уже местные партизаны его подобрали и отправили на излечение в Москву. Я ему уже сочувствовать начал, так, мол, и так, не переживай, война все-таки, подлечишься и вновь в строй вернешься, а он меня перебил и знаешь, что сказал?

— Даже не догадываюсь, товарищ полковник.

— Хорошо, говорит, что сбили не над Украиной! Тогда бы меня точно убили… Вот такие дела выходят. О том, что там творится, оказывается, известно далеко за пределами фронтовой полосы… И еще… В особенности нас интересует дивизия СС «Галиция», состоящая сплошь из ярых украинских националистов. Они ответственны за военные преступления над мирным населением, целыми деревнями людей сжигали… На их счету карательные экспедиции в Югославии, на юге Франции, на Украине, в Белоруссии. У командования самые серьезные намерения уничтожить эту дивизию под корень! Уж слишком много горя она принесла советским людям, оказавшимся на оккупированной территории… В твою задачу входит узнать, где именно располагается дивизия «Галичина». Бандеровцы будут уничтожены силами Красной армии. Ты понял свою задачу, капитан?

— Так точно, товарищ полковник!

— И никому ни слова о том, что тебе придется возвращаться в Главное управление. Так лучше для дела, и доверия к тебе тоже будет побольше.

— Могут возникнуть вопросы, почему меня из Москвы перевели в действующую армию.

— В нынешнее время чего только не встретишь, — отмахнулся полковник. — Но в твоих словах есть определенное основание… Можешь сказать, что проштрафился. Но не по служебной линии, конечно, могут не понять… Тут нужно действовать поделикатнее, скажешь, к примеру, что влюбил в себя дочку одного генерала, а он тебе не простил, вот и отправил поближе к передовой! В этом случае ты даже сочувствие получишь. А жалеть у нас любят!

— Я женат, товарищ полковник, — улыбнувшись, напомнил Романцев.

— Да помню, — широко улыбнулся Утехин. — Тем лучше… Так быстрее поверят! Будут считать тебя гусаром, в иной ситуации это тоже неплохо. И еще вот что… у тебя самые широкие полномочия, в случае необходимости можешь связываться напрямую с начальником отдела контрразведки «СМЕРШ» тринадцатой армии полковником Александровым. О тебе он предупрежден, я ему звонил лично… Передашь ему от меня привет, он мой старинный приятель. А сейчас иди и оформляй документы.

— Когда в дорогу?

— Завтра.

Расставание с женой получилось совсем не таким, как планировалось, присутствовала некоторая нервозность.

Зоя выглядела мрачной, была малоразговорчива. Все попытки Тимофея как-то расшевелить любимую женщину заканчивались тотальным провалом. Стараясь выглядеть бодрым, он сложил вещи в небольшой кожаный чемодан; взял бритву и помазок, купленные накануне Зоей, кусочек хозяйственного мыла и щелкнул замками.

— Все, милая, мне пора!

— Может, мне тебя проводить?

— Не нужно. Доберусь сам, здесь недалеко.

Уже остановившись у дверей, Зоя задала вопрос, который тревожил ее более всего:

— Ты надолго?

Обманывать ее не хотелось, но и держать в беспокойном ожидании тоже не подобало.

— Эта командировка… недели на четыре, но она может затянуться. Не знаю, как там пойдет дальше… Возможно, придется задержаться на два месяца, а может, на три… Я человек военный, куда отправили, туда и еду. Ты, главное, не переживай, все будет в порядке!

— Обещай писать мне почаще.

— Конечно, буду, — ответил Романцев, — ты же знаешь, насколько я люблю эпистолярный жанр.

— Я серьезно, а ты все шутишь.

— Я тоже серьезно.

Поставив на пол чемодан, Тимофей нежно притянул Зою к себе, почувстовав ладонями ее худенькие плечи, ощутил на губах горечь ее прощального поцелуя и заторопился за порог, скрипнувший под тяжелой поступью.

От крыльца отходил бодро, осознавая, что жена стоит у окна и смотрит ему вслед. Хотелось обернуться, приветливо махнуть рукой, но, опасаясь натолкнуться на застывшее побледневшее лицо любимой женщины, сумел перебороть желание и ускорил шаг. Так уж было заведено между ними, что до вокзала он добирается один, налегке, без груза переживаний, оставляя слезы расставания где-то в глубине квартиры.

До Червоноармейска [1] С 1918–1940 — Радзивиллув. ( Здесь и далее прим. автора. ) , пункта назначения, как это нередко бывает во время войны, добирался на перекладных. Сначала был поезд до Киева, в котором он нашел даже местечко у окна среди молодого необстрелянного пополнения, отправлявшегося на фронт, а дальше летел на грузовом залатанном самолете вместе с несколькими командировочными, удобно разместившись между баулами с бельем.

Червоноармейск был освобожден еще четыре месяца назад, линия фронта продвинулась километров на пятнадцать под самые Броды, так что город можно было считать глубоким тылом. Его уже очистили от завалов, на дорогах было довольно оживленно, и по обе стороны от трасс, напоминанием о недавних сражениях, возвышались еще не восстановленные здания. Отдельные пробоины заделывали наспех побитыми почерневшими кирпичами, которые горами возвышались на пустырях, а потому едва ли не каждый отстроенный дом пестрил разноцветьем. Обходились пока без штукатурки (не до того!), но вот запах свежей краски присутствовал повсюду, и это обнадеживало.

Добравшись до отдела контрразведки армии, расположившегося в трехэтажном сером здании с приметной отметиной под самой крышей, — пробоина от снаряда была заделана красным обожженным кирпичом, — Тимофей Романцев козырнул бойцу, стоявшему у входа, и вошел внутрь. Следовало отметиться о прибытии, а потом двигаться дальше в штаб семьдесят первой стрелковой дивизии.

Он отыскал канцелярию — всего-то небольшая комната с тремя столами, за одним из которых, покрытым затертой коричневой клеенкой, сидел немолодой майор с орденом Красного Знамени.

— Здравия желаю, товарищ майор… Разрешите? — Тимофей шагнул в комнату.

Майор посмотрел на вошедшего и произнес:

— Проходите, товарищ капитан, что у вас?

— Капитан Романцев… Мне бы встать на учет, — сказал он, протянув военный билет и предписание.

Майор внимательно прочитал предписание и поднял усталые глаза на Романцева: