Андрей Воронин - Инкассатор. Пуля всегда права

И поэта позови, пусть стихи почитает. Только не свои, ради аллаха, скажи ему, пусть Омара Хайяма или Навои прочтет… Хотя нет, не надо. Мало ли как разговор повернется. Кстати, а ты точно убежден, что про гибель Васнецова — не туфта? Может, он жив остался?

— Можно проверить, падишах. Я сейчас, при вас, в «Склиф» позвоню. Знакомый есть. Он должен знать…

Визирь набрал номер и минуты две ждал, пока на том конце ответят. Наконец в трубке послышалось:

— Да…

— Вахтанг? Гамарджоба! Это Гарик. Слушай что. Вчера утром к вам привезли жмурика, Васнецов Василий Васильевич. Огнестрел головы. Как он? С концами ожмурился или не совсем?

— Подожди, сейчас посмотрю по журналу„. Хана твоему Васнецову. Жмур. Труп, как записано, забрали на экспертизу.

— Спасибо. Живи долго! — Гарик дал отбой и повернулся к Гуссейну: — Порядок. Он умер.

— На все воля Аллаха, — возвел очи Гуссейн, сам отправивший в его чертоги не один десяток душ. — Давай распорядись насчет завтрака.

Гарик вышел. Через минуту в зале возник одетый по-восточному слуга и принялся накрывать завтрак на низком столике, привезенном из Хорезма. На вышитой скатерти возникали вперемежку азиатские и европейские блюда. Повар Гуссейна приготовил далму — тип голубцов, завернутых вместо капусты в виноградные листья, которые специально для этого присылали из Грузии. Далма аппетитно дымилась в огромной пиале, стоявшей в центре стола. Вокруг, словно свита около генерала, толпились серебряные чеканные блюда с пахлавой, фаршированными яйцами, перепелками, запеченными в сметане, и тому подобными кулинарными изысками. Стол, за которым должны были сидеть трое, мог накормить взвод солдат после марш-броска на десять километров. Впрочем, остатки как раз и доедали «солдаты» Гуссейна, так что ничего из этой гастрономической благодати не пропадало.

Слуга поклонился, прижав руки к груди, и ушел. Гуссейн позвонил в колокольчик. Тут же в комнате появился Гарик, за которым шел Костя Васнецов.

— Здравствуй, друг, — сердечно приветствовал Гасанов своего пленника. — Проходи, дорогой, садись. Извини, у нас тут по-простому, сидим, как предки, прямо на ковре…

— Мои предки на стульях сидели, — парировал Костя. За четыре дня, проведенных «в гостях» у Гуссейна, он успел убедиться, что его «хозяин» повернут на всяких-разных восточных делах. — Но, раз уж я у вас, так сказать, в гостях, уважим ваших предков.

«Падишах» и «визирь» переглянулись:

— Вай, дорогой, ты очень вежливый мальчик. Тебя даже мальчиком не назовешь. Ты уже юноша. Присаживайся и пойми, что мы забрали тебя у плохих людей, у очень плохих…

— А вы хорошие, да? — не остался в долгу Костя, устраиваясь на невероятно дорогом персидском ковре.

Гуссейн захохотал басом:

— Конечно, хорошие. Мы — благородные люди, да?

— Благородных разбойников не бывает, — спокойно заявил Костя в тот момент, когда Гарик накладывал ему далму. — Я не знаю, кто вы, хотя и сижу с вами за одним столом…

— Извини, дорогой. Меня зовут Гуссейн, а его — Гарик. Как вы, русские, говорите, прошу любить и жаловать. Ты кушай, кушай, Константин… Васильевич. — Говорить сыну в такой момент о том, что он уже наполовину сирота, Гуссейн посчитал лишним.

— Ну, и что вы от меня хотите? — спросил Костя, наворачивая завтрак. Впрочем, двое других от него не отставали.

— Костя, конечно же, от тебя мы ничего не хотим. Кроме одного: если спросят, ты скажешь правду, как к тебе здесь относились. Надеюсь, жалоб нет?

— Есть, конечно. Домой хочу, к маме и папе, — Костя налил себе шербета и стал пить маленькими глоточками. — Если вы уж такие благородные, отпустите — и никаких претензий. А не то может стать, как один герой литературный выражался, хлопотно.

Гуссейн засмеялся.

— Да ты, паренек, зубастый. Ну, да это и хорошо. А что хлопотно нам будет… А нам и так хлопотно. Жизнь — штука хлопотная. Такова воля Аллаха, и тут ничего не поделаешь. Скажи лучше, что ты хочешь? Телевизор я приказал тебе поставить, видик, приставку для игр. Еще что-нибудь? Может, компьютер хочешь? Так это не вопрос.

Костя понял, что надо ковать железо, пока оно горячо.

— Хочу три раза в день гулять. Утром, после обеда и вечером. По часу. Удрать мне отсюда не удастся, я это уже понял. — На самом деле именно об этом он и мечтал все эти дни. Но не представлялось ни малейшей возможности. Сторожили его крепко, охрана здесь была не чета прошлой.

Гуссейн задумался. В самом деле, а почему бы и нет? Стены высокие, крепкие, местные не успели растащить по своим дачам, охрана всегда начеку… Никуда пацан не денется.

— Хорошо, я не возражаю. Будешь гулять с сегодняшнего дня. А теперь ешь, тебе расти надо, вон какой тощий!

Костя, ликуя в душе, посмотрел на заплывшего жиром Гасанова. Впрочем, под слоем жира у него явно был не менее прочный слой мышц, и вряд ли быстро можно было найти человека, который выстоял бы в рукопашной схватке с главарем бандитов. Филатова бы сюда…

А тот, на кого так надеялся Костя, в это время еще крепко спал в постели Юлии. Пак, который звонил ему до двух часов ночи, понял, что совместный визит в логово Гуссейна срывается, и решил действовать в одиночку. По опыту он знал, что охранники в большинстве случаев гораздо лучше исполняют свои обязанности ночью, нежели днем, когда, по их понятиям, сунуться на охраняемый объект может только самоубийца. Поэтому около восьми утра, набрав для очистки совести телефон Филатова и услышав «абонент временно недоступен» (Юлия отключила мобильник Филатова, чтобы не мешал спать постоянными звонками), он сел за руль и погнал машину в сторону Павловского Посада. Он не укорял десантника, полагая, что у того были веские причины не отзываться на телефонные звонки.

Трасса была скользкой, чуть ли не на каждом углу «вольво» корейца тормозили гибэдэдэшники, хотя он не нарушил ни единого правила, и добраться до небольшого городка, славного своими шалями, телефонными аппаратами и обивочными материалами, он смог только к десяти часам. В это время как раз Гуссейн со своим «визирем» и Костя сидели за столом. Дорогу к заброшенному заводу, который располагался довольно далеко от города, Пак нашел быстро. По словам Филатова, от поворота с трассы до него было километров пять.

Пак остановил машину, двигатель которой, несмотря на почтенный возраст, работал почти бесшумно, за полкилометра от проходной. Он переживал, что отправился на такое рискованное дело без напарника, но ждать не мог — если бы с Костей что-то случилось, он бы себе не простил.

Когда-то на заводе, стоявшем в глухом по подмосковным меркам лесу, выпускалось что-то относящееся к военному ведомству, поэтому по углам забора стояли сторожевые вышки. Осмотрев одну из них, Пак заметил фигуру охранника и решил не рисковать понапрасну. Из рассказа Филатова об одном из его прошлых «подвигов» он знал, что тому удалось проникнуть на территорию подобного завода через сеть подземных коммуникаций. Но здесь такой вариант не проходил. Прямо к забору примыкал подлесок, который раньше в целях безопасности вырубали, но теперь он разросся, и к ограде можно было подобраться без особого риска.