Андрей Воронин - Хранитель света

— Да брось, — отмахнулся Дэн, — так уж и чудовищно. Слышала бы ты, чего мне наговорил этот твой Полковник! Вот это было жутко. В конце концов, убивать ведь необязательно. Подойти сзади, набросить на голову мешок, заткнуть рот, чтобы не орала, и аккуратно отрезать… Подумаешь, палец! Через месяц заживет как на собаке.

— Боже мой, — комкая на груди воротник свитера, прошептала Даша, — боже, что с тобой? Это не ты, ты не можешь так говорить…

— Еще как могу, — жестко сказал Денис. — Жизнь заставляет. Так ты мне поможешь?

— Нет, — сказала Даша, пятясь к двери. — О господи, нет! Ни за что. Это… Нет. Заходить ТАК далеко я не собиралась. Прости. Наверное, мы больше не увидимся. Желаю тебе счастья.

Она толкнула дверь плечом, и та распахнулась в кромешную темноту низких сеней.

— А как же любовь? — по-прежнему сидя за столом над миской остывшей картошки, спросил Денис.

Даша не ответила. Она опрометью бросилась в сени и вдруг остановилась, будто на что-то налетев. Потом она попятилась и спиной вперед вернулась в комнату.

Вслед за ней в комнату вошел прилично одетый молодой человек баскетбольного роста и довольно приятной наружности.

— Хелло, Долли! — радостно поздоровался он с Дашей и добавил, поверх ее головы, обращаясь к Денису: — А у тебя губа не дура!

— Что…

— Познакомься, Дарья, — сказал Денис, — это Долли. Он мой… гм… знакомый. Ему придется немного пожить с нами. Ты не возражаешь?

— Возражаю, — сказала Даша. — А ну дай пройти!

Она неожиданно бросилась вперед с намерением проскочить мимо Долли и выбежать наружу, но новоявленный «квартирант» Дениса Юрченко схватил ее, сдернул с порога и крепко прижал к себе, не давая шевельнуться. Даша попыталась укусить его за руку, но не дотянулась. Тогда она ударила ногой, целясь пяткой в голень, но Долли легко уклонился от удара и больно завернул ей порезанную руку.

— Пусти, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Пусти, мерзавец! Денис!..

— Понимаешь, Дарья, — медленно проговорил Денис, глядя в покрытую вытертой клеенкой столешницу, — все неожиданно переменилось. Нам с тобой теперь придется довести это дело до конца и либо получить деньги, либо… Ну, ты понимаешь.

— Хелло, Долли! — сказал Долли, сильным толчком бросил Дашу на кровать и вынул из кармана бутылку водки. — Обожаю жрать водяру на природе! Не дрейфь, народ, все будет путем! Ну, вмажем, что ли, за знакомство?

Вслед за ним, сгибаясь под тяжестью двух ящиков баночного пива, протиснулся Грицко.

Юрий поставил чашку на край стола и украдкой слизал с губ приставшие крупинки кофейной гущи. Не понимал он этого обычая пить кофе из микроскопических чашечек. Ну что это такое, в самом деле? Не успел глотнуть как следует, а в чашке уже пусто, и сиди дурак-дураком, слушай, как Полковник соловьем разливается…

Полковник действительно разливался соловьем. Слушая его, можно было подумать, что он бывал в этом доме тысячу раз, знал хозяйку с пеленок, в детстве качал ее на коленях и всю жизнь поддерживал с нею тесную связь — помогал в трудных ситуациях, опекал, оказывал покровительство. Да что Полковник! Любопытнее всего Юрию казалось то, что хозяйка тоже держалась с Полковником как со старым знакомым, даже как с другом семьи, тем более дорогим, что семьи у нее не осталось, а друг — вот он…

«Старый аферист, — с невольным уважением подумал Юрий, разглядывая висевшие на стенах картины в простеньких самодельных рамах. Что именно было изображено на картинах, он не понимал, но эти беспорядочно запачканные краской холсты странным образом будили воображение, волновали и заставляли усомниться в том, что пачкали их и впрямь так уж беспорядочно. — Вот ведь пройдоха! И как это у него получается?»

Этот адрес был у них вторым за сегодняшний день, и приехали они сюда наудачу, не очень-то рассчитывая застать хозяев дома. Дом оказался старым, с обвалившейся штукатуркой, осыпавшимися лепными финтифлюшками и ветхими, грозящими в любую минуту обвалиться квадратными балкончиками. Не выходя из машины, Полковник окинул здание внимательным взглядом, удовлетворенно хмыкнул, порылся в своем знаменитом портфеле и переложил оттуда во внутренний карман пиджака какую-то книжечку в красном коленкоровом переплете, похожую на удостоверение. Как выяснилось немного позже, это и было удостоверение, из которого следовало, что Полковник работает в правительстве Москвы и занимает видный пост в управлении жилищно-коммунального хозяйства. Все это Полковник очень вежливо объяснил хозяйке через запертую дверь, присовокупив к объяснениям вопрос, нет ли у жильцов данной квартиры жалоб на состояние занимаемого ими помещения. После этого дверь приоткрылась, у Полковника проверили удостоверение — уж какое там оно у него было, настоящее или липовое, — и впустили в квартиру, из чего следовало, что жалобы у жильцов имелись, и, наверное, не одна.

Хозяйкой оказалась молодая, лет двадцати, бледная черноволосая девушка, показавшаяся Юрию какой-то печальной. Причина этой печали стала ему ясна, когда вслед за хозяйкой и Полковником он прошел в большую комнату и увидел на стене, на свободном от картин пятачке обоев, увеличенный фотопортрет какой-то супружеской пары с перечеркнутым траурной ленточкой уголком. Очевидно, это были родители хозяйки. Полковник в это время разглядывал потекший, весь в клочьях отвалившейся побелки, со вздувшимися сырыми обоями, почерневший от плесени угол, сокрушенно качая головой и что-то записывая в блокнот, но Юрий не сомневался, что старый лис заметил фотографию и сделал из увиденного соответствующие выводы.

Затем Полковник похвалил картины и поинтересовался, кто их писал. Оказалось, что писал картины отец хозяйки. Мать ее была виолончелисткой, играла в оркестре Большого театра; несколько лет назад оба погибли в автомобильной катастрофе по дороге на дачу. Это действительно было печально, и Полковник сказал об этом с прямотой, которая Юрию показалась не совсем тактичной. Хозяйка, однако, не обиделась — сказала, что уже привыкла одна, и вдруг предложила выпить кофе. То есть это Юрию показалось, что предложение насчет кофе поступило вдруг, неожиданно; бросив быстрый взгляд на Полковника, он понял, что никаким «вдруг» здесь и не пахло и что старый аферист все подстроил нарочно. Уж что-что, а манипулировать людьми он умел отменно!

За кофе Полковник повел себя с вопиющей бестактностью — взял и ни с того ни с сего принялся расспрашивать хозяйку об обстоятельствах гибели ее родителей. Это не лезло ни в какие ворота! Однако Полковник был вежлив, обходителен, лицо его так и светилось искренним участием, и девушка охотно отвечала — видимо, не так уж часто доводилось ей поговорить с таким приятным да еще и облеченным властью собеседником. Как-то незаметно разговор перешел с давней дорожной аварии на вещи более безобидные, а именно на дачи: что это такое — дача, хорошо это или плохо и если хорошо, то для кого и чем именно, а если плохо, то опять же с какой стороны. Выяснилось, что хозяйка ни о каких дачах слышать не желает с того самого страшного дня, что на своей даче она с тех пор не была ни разу и даже не знает, цела ли та еще или давно развалилась. Полковник же, напротив, выразил горячее желание приобрести дачный, домик где-нибудь подальше от людских толп и посетовал на недостаток денежных средств, якобы служивший единственным препятствием на пути к осуществлению его заветной мечты. И тут же, без перехода, выразил надежду на то, что этот их разговор поможет им обоим — ему, Полковнику, и хозяйке квартиры — решить их проблемы. «Быть может, — сказал он со старомодной витиеватостью, — наша встреча не случайна? Может быть, это перст судьбы? У вас есть дача, и вам она не нужна, а мне позарез нужна дача, и у меня ее нет… Где, вы сказали, она находится?»