Павел Дартс - Крысиная башня-2

Диего отказался сразу:

— Я уважаю тебя, Владимир; и всегда постараюсь помочь в Оршанске; но там, в деревне — это не моя война. Слишком много обязательств держат меня в городе, — я не могу подводить людей; честь и репутация идальго…

Рамону он и не спрашивал. Дядя Саша едва начал ходить… Оберст, задумчиво по своему обыкновению полируя серебряный перстень на мизинце, нёс что-то уклончивое про «хозяйство» и «надо же кому-то и нору вашу стеречь…» Не бабу Настю же было сажать за пулемёт?!.

Впрочем, вскоре экипаж Слонопотама пополнился: однозначно заявила, что «едет в деревню драться, или Джонни один никуда не поедет!» Алёна. Потом, в Норе, узнав куда и зачем так все вместе слиняли все-все, оставив её по сути одну, с женщинами, разрыдалась Наташа, — а потом заявила, что теперь она будет всё время рядом с ним, с Владимиром! Переубедить её не удалось. Ну и, кроме того, узнав, как обстоят дела, когда они ещё не разминулись, отправившись каждый своей дорогой, высказался за «я вообще-то всегда думал, как и куда перебраться из города, чтобы на волю и к земле поближе…» Иваныч, тот самый бородатый мужик с ружьём, что первым встретил Владимира в «Отеле «Спорт». После недолгих переговоров удалось убедить его, что Озерье — это то самое место обетованное, что ему и представляется в мечтах. Надо будет только немного помочь местным…

Правда, узнав, что надо будет не просто переселяться, а и, возможно, участвовать в каких-то местных замесах, Иваныч чуть было не дал задний ход; мол «не за себя — за семью опасаюсь; что с ними будет, если со мной что!.». Но Владимиру, включив всё красноречие, удалось сломить его сомнения. Для этого он, впрочем, неожиданно и для себя самого, вдруг привёл и, казалось бы, несуразные исторические параллели:

— …понимаешь, Иваныч, вот ты (после такого общего «дела» глупо было оставаться «на вы») опасаешься за семью… Это хорошо и правильно. Но вот смотри. Был такой царь в России — Николай второй, ты знаешь. Да-да, тот самый, которого вместе с семьёй, в Ипатьевском доме в Екатеринбурге, того… Так вот. Не касаясь, какой он был с профессиональной точки зрения монарх, чисто семьянин он был образцовый. Жену обожал, дочек любил, сына; и всячески о них заботился. Так вот, когда в Петербурге начались волнения, — с чего, в общем, началась кровавая переделка, названная после февральской революцией — и так далее, и так далее, — волнения эти, по отзывам современников, можно было задушить в зародыше, применив силу, разумную жёсткость и монаршую дальновидность. Сил для этого было достаточно. Однако он, вместо того чтобы быть в столице, и, как полагается главе государства, подавить зарождавшийся путч в зародыше, боясь за семью, устремился к ней, к семье, в Царское Село… В итоге имеем то, что имеем: отречение, арест, — а потом и расстрел. Вместе с семьёй, заметь — которую он больше России и стремился спасти. В итоге погубил и семью, и Россию… Понимаешь, Иваныч… Иногда рисковать необходимо. Как ещё Бунин сказал — писатель такой: «Больше всего рискует тот, кто не рискует». Вникаешь?.. Иногда… надо! Даже необходимо. Чтобы выжить.

Несмотря на явную притянутость за уши параллелей с царской семьёй, довод показался Иванычу убедительным; а может он сам просто внутренне искал любой довод чтобы всё же решиться; — и вот вслед за Слонопотамом теперь спешил фургончик бородача, с семьёй и семейными припасами — Иваныч был мужчиной запасливым и совсем не собирался быть в общине нахлебником.

Ну и — взяли с собой Студента, Никиту Матюшкина, — после такого расклада, что случился с Арсеналом, ничего хорошего его б точно не ждало. Скорее всего, по расследованию его б просто-напросто расстреляли: нужно же кого-то назначить виноватым! Был в центральном здании, «не предотвратил» — ну и к стенке! Студент был не дурак, и сам всё это прекрасно понимал. Потому и само собой как-то получилось, что сначала он показывал где и что из вооружения хранится; потом помогал таскать; ну а потом как-то само собой разумеется оказался в кунге Слонопотама.

А вот желающих «присоединиться к «Армии Объединённых Регионов» брать с собой не стали; даже знакомиться с ними не стали — не надо чужих; и не надо им знать, из кого состоит эта «армия». Владимир лишь по рации объяснил им, что они могут покинуть свои посты после их отбытия; и посоветовал на месте не оставаться — по той же причине, что и Студенту.

Теперь Матюшкин подпрыгивал на пружинном сиденье рядом, в кабине. Находиться в кунге, рядом с теми девчонками, с Элеонорой и Гузелью, которые недавно убили всех его сослуживцев, он явно боялся. Впрочем, и в Оршанске ему теперь было делать нечего. Так получилось, что судьба Матюшкина сама выбрала ему дорогу, не особенно с ним и советуясь. А Владимир между делом старался обучить своих попутчиков вождению грузовика — ведь вполне возможен случай, когда его нужно будет заменить за рулём; и кому-то нужно будет сидеть за «курсовым» пулемётом, ствол которого теперь грозно торчал из бойницы над пассажирскими сиденьями. Собственно, только этим — предлогом что по дороге нужно будет овладевать умением рулить грозной и тяжёлой машиной, — только и удалось оставить в кабине двоих: Женьку и Матюшкина, — так все стремились ехать непременно с ним в кабине. А так вроде бы никому не обидно; а они там, в кунге, имеют полную возможность вести свои, специфические, женские разговоры. Главное, чтоб не подрались! — впрочем, не тот случай, не те люди…

План был немудрён: добраться до Озерья, осмотреться — и действовать по обстоятельствам. Всего лучше было бы проехать прямо к пригорку по той лесной дороге, по которой они подъехали прошлый раз с Женькой; разгрузиться там, немерянно усилив общину оружием и личным составом, — ну и, конечно, техникой, — и потом уже, исходя из местной обстановки, действовать как решит Совет и местный «курбаши», военный вождь — друг Вовчик. Но обстоятельства могли быть любыми, Владимир это понимал: начиная с того, что к их приезду община могла как-нибудь замириться с деревней (это очень вряд ли); и кончая тем, что они могли прибыть к пепелищу (эту возможность он старательно гнал из головы). Чего гадать — увидим! Главное, что не с пустыми руками едем!

В переговорную трубу отчётливо постучали с кунга. Дядя Саша с Оберстом наладили и проводную электросвязь, но труба в общем была проще; а проще — значит надёжней.

— На связи! — откликнулся тут же Владимир; потом, сообразив, что выходное отверстие трубы прикрыто, скомандовал:

— Джонни, узнай, что им надо. Опять — пи́сать?..

Женька хрюкнул понимающе, и занялся трубой.

— Это Гулька! — сообщил он через минуту, — Она говорит, что сейчас пост будет. Что за пост? Милицейский, кажись. Она что-то как-то рассказывала Лёшке, — я не вникал. Что-то неприятное. Говорит, что около него надо полюбому «на минутку остановиться»…