Наталья Корнилова - Одна против всех

На улице уже темнело. Наш джип сиротливо стоял на другом конце двора. Окна в моей квартире не светились, и это было несколько странно. Поднявшись к себе на третий этаж, я открыла ключами дверь и вошла. Свет нигде не горел, в квартире стояла полная тишина. Я включила свет в холле, бросила на пол осточертевшее за день «железо» и громко позвала:

— Есть кто живой?

Дверь дальней комнаты, где находилась спальня Валентины, тихонько приоткрылась, и я увидела настороженный нос Родиона.

— Ты одна? — тихо спросил он.

— Ты где была?! — из-за его шевелюры показался Шура. — Мы тут изнервничались все, черт возьми!

— Начинается, — я устало вздохнула и опустилась на канапе.

Они подбежали ко мне. Родион приподнял мой подбородок, заглянул в глаза и, кажется, все сразу понял. Но на всякий случай спросил:

— Ты видела их?

Я лишь закрыла глаза.

— Ладно, идем на кухню, — сухо Проговорил босс. — Шура, налейте ей водки, а мне виски. Нам нужно многое обсудить.

Как оказалось, Родион с Шурой, сообразив, что меня действительно везут на похороны, а не в притон, очень удивились, а потом переругались меж собой и чуть не подрались, решая, что делать дальше. Эмоциональный Шура настаивал на том, что нужно ехать обратно, так как здесь ловить нечего, а осторожный босс убеждал его не спешить, а посмотреть, что будет дальше. В конце концов Родион победил, они припарковались на другой стороне улицы и пошли пешком на кладбище. Но меня там не нашли, ведь я делала снимки из-за деревьев, и еще больше удивились. Они уж было решили присоединиться к церемонии, чтобы получше поискать меня в толпе, как тут глазастый Шура заметил Лысого и со всех ног бросился бежать. Ничего не понимающий Родион нагнал его только около джипа и с трудом успокоил, но когда узнал причину столь внезапного бегства, то и сам испугался за мою жизнь, тем более что меня нигде не было. Не зная, что и думать, они просидели в машине до конца похорон, дождались, пока все выйдут с кладбища, и только потом увидели меня, спокойно идущую вместе с Мишей к машине. Они видели, как я загрузила вещи в багажник и села на заднее сиденье. Потом поехали до ближайшего перекрестка разворачиваться, чтобы отправиться вслед за мной. Черный «мерс» со знакомыми номерами уже как раз выезжал со стоянки, и они спокойно, уверенные, что я сижу внутри, поехали вслед за ним. Когда «мерс» вместо того, чтобы ехать на Новослободскую, направился совсем в другую сторону, мои «ангелы-хранители» начали нервничать. В конце концов их «довезли» до Таганки. Там, в одном из переулков, «мерс» остановился около жилого дома, из него появились мой провожатый и водитель и зашли в подъезд. Родион бросился к машине и сквозь тонированные стекла рассмотрел, что внутри пусто — я исчезла бесследно. Вконец расстроенный, он вернулся в джип, и они поехали ко мне домой умирать от неизвестности. Не зная, что и думать, они решили не включать свет в квартире, чтобы ненароком не навлечь на меня еще большие неприятности (а босс ни минуты не сомневался, что я опять вляпалась в неприятности), и сидели в темноте до самого моего прихода.

— Ну, а ты-то где была? — нетерпеливо спросил Шура, когда босс закончил рассказывать. — Хоть бы позвонила, что ли…

— Я была там же, где и вы в воскресенье, Щура, — нехотя ответила я.

— Что?! Как?! — Он округлил глаза и задергал усами. — Тебя заставили снимать весь этот ужас?!

— Хуже, — вздохнула я. — Я сама была этим ужасом…

Босс тоскливо смотрел на свою пустую рюмку. Шура застыл с открытым ртом. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

— Рассказывай, — бросил наконец босс.

— Меня похитили, как последнюю дуру, — начала я. — Этот Миша, тот, который приезжал за мной и сопровождал меня на кладбище…

— Кстати, почему мы тебя там не видели?

— Он замаскировал меня в кустах, за деревьями, и заставил снимать лица присутствующих крупным планом. Зачем — не сказал.

— Это уже интересно.

— Хоронили какого-то Завряжного Иннокентия Борисовича…

Босс схватил трубку и быстро набрал номер.

— Леша, это Родион. Срочно мне всю информацию о похороненном сегодня Завряжном Иннокентии Бор… Что? Ты его знаешь? Выкладывай. — Минуты три босс внимательно слушал, все больше мрачнея, потом положил трубку, окинул нас серьезным взглядом и проговорил: — Мы опять влипли, Мария.

— В чем дело, босс? — со страхом спросила я.

— Этот Завряжный, бывший ответственный работник хозяйственного управления ЦК, в последнее время занимал пост начальника крупного отдела в Министерстве финансов России и одновременно нелегально держал несколько крупных фирм, оформленных на подставных лиц. Ходили слухи, что он был тесно связан с московским криминалитетом, что они на него работают, но ничего доказать так и не удалось, вернее, не дали доказать, потому как у него слишком много знакомых на самом верху. Теперь, когда он почил в бозе, его империя начнет распадаться, и на Петровке ожидают усиления войны между преступными группировками. Подозревают даже, что он был крестным отцом всей московской мафии, но это не факт. В любом случае, если этот Лысый как-то был связан с Завряжным, то, значит, за ним стоят очень крупные силы, вплоть до самых верхов. Проклятье! — Босс плеснул себе виски, залпом выпил и полез в карман за трубкой. — Что ж нам так не везет в этом году, Мария? Почему что ни дело — то сплошная крутизна, такая, что чуть ли не вся московская братва начинает штурмовать наш офис? Где наши простые, нормальные клиенты, которые бы пришли и пожаловались на то, что у них украли кошелек или кто-то отравил любимую собаку? Где наши рогоносцы, в конце концов?! — Босс перешел на крик. — Доколе мы будем рисковать жизнью и причем совершенно бесплатно?! Хватит, надоело! — Он ударил ладонью по столу. — Мы прекращаем это дело на корню, пока оно еще не разрослось до масштабов третьей мировой войны! Я хочу видеть своего сына живым и здоровым!

Мы сидели с Шурой тише воды ниже травы и испуганно вжимали головы в плечи. А громогласный Родион, размахивая руками и сотрясая воздух хриплыми криками, уже бегал вокруг стола и все пытался убедить самого себя в том, что с этим делом нужно завязывать и переходить на обслуживание прачечных и химчисток, где часто воруют белье и одежду. Это и спокойнее, и деньги стабильные, пусть и маленькие. Но постепенно его пыл угасал, аргументы становились все менее убедительными, вращение вокруг стола замедлилось, громкость голоса уменьшилась, и наконец он окончательно осип и сел на свое место. Гроза прошла. Налив себе еще рюмку, он махнул ее без закуски, даже не поморщившись, и, посмотрев на меня, прохрипел:

— Рассказывай дальше.

Мы с Шурой облегченно выдохнули и на радостях тоже пропустили по рюмочке.