Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Правильно. Пусть хоть место генсека, лишь бы эффективно помог.

— А что ты мне скажешь?

— Первое: знать бы, будет ли кто вообще помогать опальному Дэну? По идее никого там не должно быть, кроме тех, кто послан на перевоспитание. Я думаю, не послать ли нам тоже пару человек, типа на перевоспитание, они и присмотрят за Дэном, и узнают, какую систему охраны придумали местные власти? А там, что-нибудь придумаем.

— Почему не десяток человек, главное, чтобы задача была выполнена.

— Правильно. Можно и так.

Зашла в комнату секретарша. Поклонилась.

— Товарищ Цзян, министр-советник прибыл.

— Пригласите его сюда и принесите всем крепкий чай, печенье.

Робкие ножки советника медленно внесли его грузное, толстенькое тело, в кабинет мадам. Он скромно поклонился. В руках у него находилась чёрная папка для бумаг и документов.

— Присаживайтесь, товарищ министр. Что вы готовы нам сообщить?

Советник ещё раз поклонился.

— Вот здесь, в этой папке, все данные по одной нужной вам конторе. Адреса и так далее. Пусть ваши агенты едут к ним. За деньги они всё сделают.

Мадам взяла папку.

— Спасибо, верный советник. А сколько агентов туда удобнее послать?

— Двух, вполне, хватит. Они и заплатят, и проконтролируют.

— Контроль обязателен?

— Как без этого? Деньги требуют счет и постоянный контроль. Контора надёжная, но контроль нужен, чтобы боялись. Не помешает.

— Планы имеются, как они ликвидируют означенную цель?

— Пока нет. Всё на месте должно, прорабатываться. Мы не знаем, где точно и в каких условиях находится старик. Вслепую никто на ликвидацию не идёт. Нужно иметь и подготовить много необходимых условий.

— Я надеюсь, эта контора выполнит ответственное поручение.

— Я тоже хочу этого.

— Есть нам смысл в газетах выпускать статейки о негативном прошлом и самой неудачной государственной деятельности экс-премьера Дэна?

— Смысл есть, но это понадобится попозже, когда придётся вести борьбу с сегодняшним премьером. Да и лишний раз напоминать об опальном, только пропагандировать его. Забыли и всё. Забыли.

Мадам надолго задумалась.

— Но, если ликвидируем старика, поздно его разыгрывать в прессе. Это уже будет хорошая после похоронная молитва в его честь.

— Но и сейчас не стоит его трогать. Его смерть возбудит интерес к нему, что усилит позиции Хуа Гофэна, как недавнего соратника.

— Точно. Какая-то неожиданная патовая ситуация. Ни одна фигура не имеет сильного хода.

— Тем более, что вам приходится играть против всех: долгий сеанс одновременной игры со всеми, без главных фигур.

— Да, главная фигура болеет, а партия, ЦК, политбюро нейтральны.

— И народ.

— Народ — это болото.

— Опасное болото. Сейчас лучше говорить про новые горизонты в развитии страны.

— Но при живом Председателе это чревато не понятием целей и планов страны.

— Вот это и есть сеанс одновременной игры. И не каждый ведь оппонент ещё и присядет за стол.

— Кто именно?

— Разведки важнейших стран. Дипломаты.

— Ну, мы с ними ещё поработаем.

— Это коварнейшие службы. Им верить никак нельзя.

— А если на взаимовыгодных условиях.

— Не каждый раз срабатывает.

— Надо наши спецслужбы привлекать на свою сторону.

— Премьер не даст. Там все его люди.

— Понятно. Значит, для начала, надо решить проблему Дэна.

— Да. Но, попробуйте включить в пропаганду возвращение Гонконга, как исконно китайской территории.

— Попробуем. Товарищ Яо, вы готовы поднять этот вопрос?

— Обязательно поднимем. Завтра же, на планёрке, я загружу всех своих сотрудников этой своевременной темой.

— Именно своевременной. А заодно ликвидацией бандитизма в стране.

— Дядюшка не позволит.

— Почему?

— Это дискредитирует его лично. За тридцать лет не уничтожили. То как сейчас? Лучше эту тему пока не трогать.

— Вопрос. Ну, хорошо. Все усилия бросим на ликвидацию Дэна, а там и свежие мысли подойдут.

— Разрешите удалиться, прекрасная товарищ Цзян.

— Да, да. Иди. Спасибо тебе, верный племянник.

— И вам, мадам.

Мао встретил своего дорогого и верного племянника на старом широком диване, под тёплым пледом. Не глядя в сторону родственничка, только показав ему на кресло, медленно, тяжело покашливая, заговорил.

— Что-то я временами запутываться начал. Уже не каждый раз помню, что кому говорю. Но ты будь сам осторожен: слушай всех, обещай, где это можно; соглашайся, где выгодно. Я всем дал возможность на равных бороться друг с другом. Пусть покажут себя независимо от меня. Пусть покажут свой высокий интеллектуальный, мировой уровень. Но его нет как нет. Нет у нас политических традиций. Нет. Плакатный шум, шумиха, общие неинтересные, приевшиеся фразы. Всё одинаково везде и во всём. Страна казарма, страна карцер, страна болтун, орун, неврастеник, шизик, даун, олигофрен. Что там есть ещё из умных слов в области слабоумия и психоанализа. А пока не шизует, не блефует, спокойнее всех ведёт себя Хуа. Без истерики. Молодец. Серьёзный, строгий политик. Но, но… Но, что ты о нём непримиримого и полезного скажешь?

— В общем, то, что и вы. Под вашей мощной, довлеющей рукой диктатора все примерно одинаково смотрятся. Всё равно политбюро общее решает в партии, в политике и по стране; свою линию не погнёшь, не потянешь. Все это хорошо знают. И знают очень хорошо. Мы все одинаково серо смотримся на фоне красного флага и прочих флагов.

Председатель зло заскрежетал зубами.

— Так, как мы тогда выделяем из верных партии товарищей — врагов, оппозиционеров, ревизионистов, и прочих?

Советник с понятием развёл руками.

— Это, когда они рановато, опрометчиво начинают считать себя непобедимыми, непотопляемыми, незаменимыми, самыми умными. Начинают речи не в тему общей линии партии толкать: тогда они и проговариваются, своё тянут и гнут. Тогда их тёпленькими, непонятыми и бросают на плоские, деревянные нары народного гнева. Болтунов политического и государственного момента. Они сами себе внутренние враги и палачи. Умные молчат. Всегда молчат.

— Правильно говоришь. Если бы Цзян умела молчать и не пыхтела бы в коридорах и курилках о своей исключительности, как лучшего, единственного исторического лидера страны, то сейчас была бы премьером, а так находится под тяжёлыми, завистливыми, косыми взглядами всего ЦК и политбюро.

— Спешит.

— В политике не спешат. Нельзя спешить. В разведке и то, умно выжидают. А если надо поторопиться, провоцируют врага на измену. Сталин и тот, своего верного политического любимчика Троцкого, десять лет выискивал, не спешил: и кайлом по голове. Красота. Все знают, что это его рук дело. Но… Победителя не судят.