Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

Видимо, бандиты поняли, что у беглецов кончились патроны. Сникерс, выйдя из-за руля, сразу же направился к «девятке», а Антип уселся за руль «копейки».

Илья судорожно дернул затвор «парабеллума» — тот не поддавался.

— Приплыли… — уныло проговорил Корнилов. — Етить твою мать!

И тут его осенило: лимонки!

Ведь Митя нашел под сиденьем «девятки» две гранаты. Это удача! Это спасение! Бандюки наверняка не знают, что он, Дембель, лучше и дальше всех в роте бросал гранаты — и не только учебные.

— Лимонки давай! — страшным шепотом приказал Илья.

Ковалев послушно протянул гранаты…

Два мощных взрыва слились в один, и тут же полыхнул третий — это сдетонировали канистры с бензином, лежавшие в багажнике «девятки». Всколыхнулась земля, горячая волна взрыва обожгла лица беглецов, на мгновение прижала к проталинам сухую прошлогоднюю траву.

Дембель осторожно поднял голову…

Обе машины пылали ярким пламенем. Огонь освещал пустынную трассу, багровые блики ложились на асфальт, будку стрелочника и бесконечную череду мазутных цистерн. В трещавшем костре силуэты обоих автомобилей словно таяли, растворяясь сахаром в чае. Крыши уже раскалились до неестественно яркого малинового цвета. Ветер трепал языки пламени, сдувал огонь в сторону. Несомненно, не спасся никто.

Илья жестко улыбнулся, повертел в руках бесполезный «парабеллум» и, взяв его за ствол, с неожиданным остервенением швырнул в сторону железнодорожной насыпи.

— «Парабеллум». Бундесвер. НАТО. Говно, — резюмировал он. — Ладно, Димка, придется тебя до города на руках тащить…

Зима миновала незаметно. С каждым солнечным днем на улице таяло, сияло, позванивало с крыш, и к концу марта набухли и выстрелили свежими побегами липкие почки. Отшумела Пасха, отзвенели колокола Петропавловского собора и Екатерининской церкви, отоспались и протрезвели после праздников граждане, и жизнь в городке плавно вкатилась в прежнюю колею — серые будни, ставшая привычной нищета, переполненные автобусные остановки по утрам, сдача стеклотары по понедельникам, жаркая банька в субботние вечера и дикие, пьяные загулы по выходным.

Будто бы ничего и не было: ни взрыва бандитского «скорпа» на трассе, ни перестрелки у «Метрополя», ни последовавших после этого ментовских репрессий, ни загадочного двойного убийства Сникерса и Антипа у железнодорожного переезда.

Впрочем, изменения и в жизни городка, и в жизни некоторых его обитателей все-таки произошли, и заметные.

Сергей Иванович и Елена Николаевна Корниловы благополучно переехали в свою спиртзаводскую квартиру. Был суд, и решение его прозвучало справедливо: сделку по обмену жилплощади считать недействительной, так как, во-первых, она была совершена насильственно, а во-вторых, в обменных документах не стояла подпись гр. И. С. Корнилова.

Против государственного нотариуса Цысик В. А. было возбуждено уголовное дело сразу по двум статьям: как оказалось, подобные сделки с имуществом она заверяла неоднократно.

Следственная бригада, прибывшая из Москвы, ввергла в трепет едва ли не все городское начальство. Продажные мусора из ГОВД, коррумпированные чиновники из мэрии и исполкома, руководители налоговой, мелкие сошки из прокуратуры весь март тряслись и садились, садились и плакали. Подполковник Гаврилов сдал дела еще в середине февраля — его без шума выперли на пенсию.

Не обошлось без курьезов.

Так, оказавшись на нарах, Владимир Лысенко, мелкая сошка из мэрии, известный в городе педераст, неожиданно нашел свое счастье в качестве внутрикамерной девочки общего пользования.

Рубоповцы и чекисты всерьез пошерстили местных бандитов — и злобинских, и шашелевских. Большая часть их была арестована, некоторые пустились в бега, но дальше Московской области убежать никому не удалось. Бандитов ловили, били и водворяли в следственные изоляторы. Как утверждали в городке сведущие люди, против некоторых готовились образцово-показательные процессы.

Где-то в середине марта в заброшенном колодце того самого поселка, куда родители Ильи Корнилова были насильно переселены людьми Злобина, обнаружили мертвое тело. Экспертиза установила, что смерть неизвестного наступила в результате закрытой черепно-мозговой травмы. Под действием воды и негашеной извести мертвец почти разложился, и опознать тело удалось лишь по массивной золотой печатке на безымянном пальце правой руки. Убитым оказался гр. Петр Прокопович, более известный в городке как Прокоп — один из людей покойного Злого.

И лишь один эпизод оставался нераскрытым. В тридцати четырех километрах от города, на перекрестке серпуховской трассы с железнодорожной веткой были обнаружены две искореженные взрывом автомашины: «ВАЗ-21093» темно-вишневого цвета и «ВАЗ-2101» зеленого цвета. Рядом с сожженными машинами валялись изувеченные трупы, в которых с огромным трудом опознали гр. Георгия Глинкина по кличке «Сникерс» и гр. Леонида Антипенко по кличке «Антип». Рядом с телом Глинкина валялся пистолет «ТТ» с отстрелянной обоймой. Оба погибших принадлежали к так называемой злобинской ОПГ. В багажнике сгоревшей «девятки» было найдено несколько сотен чудом сохранившихся стодолларовых купюр, сильно обугленных, — экспертиза, которая на всякий случай занялась находкой, установила их подлинность.

Но ни следователи, ни эксперты не могли знать, что часть злобинского «черного нала» оказалась у Димы и Ильи. Впрочем, Ковалев успел рассовать по карманам лишь чуть больше семи тысяч долларов. Дима, не зная, как благодарить друга за вызволение из цыганского плена, предложил ему забрать все, но Дембель, обидевшись, отказался от денег.

— Я ведь тебе не потому помочь хотел, что думал заработать, а просто… Мы ведь друзья, воевали вместе! Спрячь, Димка, и больше мне таких вещей не говори, — убеждал Илья, — тебе нужнее.

И было все: трогательная встреча Оксаны с братом, которого она не видела больше четырех лет, слезы радости, неизбежные упреки: как, мол, ты мог подумать, что я от брата родного откажусь?!

Естественно, Дима с Оксаной перебрались на спиртзаводскую квартиру Корниловых; места хватало для всех. Какого же было удивление Мити, когда в один прекрасный мартовский вечер Илья и Оксана объявили, что собираются жить вместе.

— Неужели у вас так серьезно? — не поверил Дима.

— Куда уж серьезней… Ксюха от меня ребенка ждет, — произнес Дембель, поглаживая Оксану по животу.

Что и говорить — и Елене Николаевне, и Сергею Ивановичу выбор единственного сына пришелся по душе. Мать Дембеля обращалась к будущей невестке — не иначе как «доченька», а отец благодарил Бога за то, что даст ему счастье внука увидеть.