Виктор Иванников - Чужбина

— Конрад, кроме тебя, у меня никого нет. Ты — моя единственная надежда и опора. Но и у тебя, кроме меня, тоже никого нет. Вместе мы сможем многое пережить, пройти. Я обещаю тебе не быть обузой. Я сумею встать на ноги с твоей помощью.

Он обнял ее:

— Аня, я в этом никогда не сомневался. Мы вместе сделаем всё, что необходимо, дабы наша жизнь была нормальной, чтобы всё, прошедшее с нами, было просто сном. Ты можешь всегда рассчитывать на мое неизменное отношение к тебе.

Когда они, обнявшись, стояли, одна из белок подбежала к ним, схватила требовательно за брючину, недовольно «стрекотнула». Аня засмеялась:

— Гляди, как привыкли, а ведь это совсем маленькие зверушки, а что уже говорить про людей. — Обернувшись, с горечью произнесла, — Конрад, за нами опять пришли. Вон стоят, наблюдают. А чего? Я же уже оправилась, разве не видно?

Он засмеялся, еще крепче прижал ее к себе:

— Видно, видно, Аника — воин. Молодец, я горжусь тобой и люблю!

Она смущенно уткнула ему холодный носик в щеку и шепнула:

— И я тоже, очень!

Так и пошли они к своим «стражникам», тесно обнявшись, словно одно целое, коими в сущности они сейчас и были. И Иосиф Александрович, и Елена Семеновна ободряюще, даже с какой-то завистью, смотрели на них. А они, подойдя, еще раз поцеловались и с сожалением, нехотя, разделились. Аня просто попросила его:

— Приходи, Конрад, завтра, я буду ждать!

Следующие два дня прошли практически аналогично. Встреча со Степаном Степановичем, договоренность о помощи в подаче компромата одному довольно известному репортеру. Степан Степанович рассказал об одной операции, которую ему срочно пришлось проводить.

— Один из депутатов, о котором, в общем-то, хорошо известно, что он является ставленником и лоббистом одной Санкт-Петербургской фармацевтической фирмы, вдруг резко засуетился и принялся организовывать депутатский запрос о поглощении иностранными компаниями отечественных на фармацевтическом рынке, что обязательно ударит по безопасности российских граждан. За этим депутатом тянется целый шлейф полукриминальных историй, но была и еще одна, о которой он тщательно умалчивает. Пришлось, как только стало о его инициативе известно, напомнить пару истин: первая — об этой истории, тянущей на лишение его депутатской неприкосновенности и возбуждении уголовного дела; вторая — уведомить, что наша нынешняя фармацевтика использует около девяноста процентов иностранных лекарств и тявкать сейчас на них, поднимать хвост, означает, что его вместе с лоббируемой им фирмой просто сотрут в порошок. Слишком много из тех, кто стоит на Олимпе, или вблизи него, кормится из этих чужестранных рук. Моментально затих сукин сын, заболел и на последних двух заседаниях вообще не появлялся. Данный урок — пример для других. И возня с Вашими документами тут же затихла. Поняли фирмачи, что будет, если и их начнут рассматривать в лупу заинтересованные лица.

Подумав, он добавил:

— Эта операция потребовала некоторых денежных вливаний, так как депутаты люди очень, ну просто очень бедные и вынуждены вот таким образом подрабатывать, однако, если говорить честно, он свои «тугрики» отработал. Убедительно объяснил этому сукину сыну о неактуальности такого запроса. Кроме того, придется оплатить еще одному специалисту из органов, который как раз и раскручивал его делишки в прошлом. Ну, этому сам Господь велел подкинуть на пропитание, он, в отличие от депутатов, «которые бедные», еле-еле концы с концами сводит на свою зарплату.

Выяснив сумму, Конрад тут же сходил в свой кабинет, вытащил из сейфа заначку, отсчитал и, вернувшись, рассчитался.

К концу второго дня он вновь встретился в узком кругу с Клаусом и Фридрихом. Внимательно выслушал обоих. В принципе работа по реорганизации закончилась, остались в общем-то не принципиальные вопросы, которые Фридрих вполне самостоятельно способен решить. Подумав, Конрад приказал к середине завтрашнего дня приобрести два авиабилета в Вену на него и Клауса. До этого времени они оба должны все подчистить. С утра он встретился со Степаном Степановичем, окончательно рассчитался, затем с Сергеем Мироновичем. Тот передал ему флэшку, пояснил:

— В ней нужные для публикации сведения на целую серию статей о нашем прохиндее. Как сумеешь договориться, обязательно позвони, в какой прессе эта серия заметок появится и когда. Я тут попробую придать им нужный резонанс.

Встретился и с Никитой, правда, можно сказать накоротке. Конрад попросил:

— Через два дня незаметно вывези Аню из клиники и посади на поезд Москва-Братислава, номер поезда, вагон, купе ему передаст Фридрих за день до отъезда. Ну и, если можно, проследи, будет ли кто-нибудь интересоваться этим.

Никита, как всегда, был по-военному краток:

— Сделаем, Конрад Вильгельмович, дело знакомое, не беспокойтесь.

На вопрос: сколько он должен? — ответил:

— Это будет наш Вам, как настоящему парню, подарок. Как только Ваша жена отъедет и все при отъезде будет нормально, я Вам по этому номеру, что Вы дали, сообщу. Если же заметим что-либо, то уже сами предпримем необходимые меры.

Перед отлетом он приехал в клинику, объяснил, что ему нужно вылететь сегодня. Он заберет Анну через два дня. Хотелось бы, если возможно, рассчитаться.

Аркадий Сигизмундович засуетился, вызвал своего финансиста, тот тут же зачитал перечень оказанных услуг, так сказать прейскурант и общую сумму, счет. Прямо из кабинета, увеличив обозначенный в ведомости результат на пятнадцать процентов, перевел на указанный счет итоговую сумму. Попросив через час проверить свой счет, он пошел к Анне. Они снова пошли в парк. Там Конрад объяснил, что он сегодня улетает в Вену, ему надо приготовить их дом и завершить реорганизационные дела. Через два дня ее из клиники, не привлекая ничьего внимания, вывезет и доставит на Киевский вокзал один человек, которому он доверяет. Зовут его Никита. Усадит на поезд, проследит. На этом поезде она доедет до Братиславы, где он ее встретит. До дома в пригороде Вены они доедут на машине. Одежду, белье, еду и питье в дорогу ей привезет в день отъезда Фридрих, он же и передаст ей билет с документами. С Аркадием Сигизмундовичем все решено. Фридрих в день отъезда привезет сувениры для медработников. Их надо отдать Елене Семеновне, она сама их распределит. Там будет и для нее, она сразу это поймет.

Аня, к его удивлению, обрадовалась.

— Наконец-то, надоело бездельничать, принимать процедуры, я же уже вполне нормальная, хочу начать работать, устраивать наш дом, вообще быть, — тут она улыбнулась, — верной женой, подругой и помощницей.

Гуляли на этот раз недолго. На прощание она уже, как ранее, сама обняла его, поцеловала и шепнула: