Владимир Першанин - Диверсанты Судоплатова. Из Погранвойск в Спецназ

– Мост у станции Витемля помнишь?

– Конечно, помню. Последний раз в начале лета там бывал. Поезд тормознули из-за бомбежки, и мы целый час там простояли.

– Не сумели наши бомбардировщики его разрушить?

– Нет, – покачал головой Паша. – Охрана сильная. Четырехствольные пушки, пулеметы. Такой огонь открыли, что сразу два наших самолета подбили. А затем истребители с крестами появились, еще один самолет подожгли, он прямо в воздухе развалился.

– Ты можешь план нарисовать, где там у них охрана, зенитки и пулеметы стоят?

– Смогу… Может, сейчас что изменилось. А в те разы я хорошо запомнил.

Высунув от усердия язык, Паша Шестаков, единственный уцелевший мужичок из когда-то большой семьи, чертил схему охраны моста.

– Еще там полицаи с весны дежурят, – поднял голову паренек. – Близко к мосту их не подпускают. Метрах в трехстах патрули, окопы замаскированные. Что, хотите мост взорвать?

Неожиданный и наивный вопрос заставил Журавлева и Кондратьева переглянуться.

– Павел, ты ведь уже не мальчишка. Боец особого отряда НКВД, а задаешь ненужные, даже глупые вопросы. Ну как тебе верить, когда ты язык без нужды распускаешь? Чего от тебя дальше ждать? Придешь и все сестренке выболтаешь, а затем дружку Лене Жердяеву. Так?

– Простите, – встал по стойке «смирно» Паша Шестаков. – Болтанул не подумав. Ей-богу, буду молчать, ни слова никому не скажу.

Растерявшийся парень машинально перекрестился.

– Что, в Бога крепко веришь? – насмешливо спросил Федор Кондратьев.

– Мамка верила, а я так… За нас молилась, только Бог ей не помог. Старший брат на фронте погиб, среднего, Лешку, немцы расстреляли. Мамку тоже убили и дом сожгли. А я мстить буду.

– Ладно, замнем, – отмахнулся Журавлев. – К мосту можно приблизиться?

– Если полицаев обойти, то метров на сто пятьдесят можно, – кивнул Паша. – А дальше голое место, каждый куст вырубили. Говорят, мины кругом понатыканы.

– А это лодка нарисована? – показал карандашом Журавлев на середину реки.

– Там на якорях выше по течению небольшая баржа стоит. На ней пулеметы и прожекторы. Следят, чтобы мину на плоту не пустили. Говорят, даже сетка натянута.

– Сколько тебе годков-то, Павел Семенович?

– Шестнадцать пока. В январе семнадцать стукнет, как раз под Рождество.

– В общем, о нашем разговоре громче помалкивай. Возможно, завтра или послезавтра пойдешь с товарищем Кондратьевым на задание.

– К мосту?

– Забудь это слово! – не на шутку разозлился Федор Кондратьев. – Грибы собирать, рыбу удить… Устраивает?

– Так точно.

Спустя двое суток группа из семи человек в составе Федора Кондратьева, снайпера Василя Грицевича, четвертых саперов и бойца Павла Шестакова с рассветом двинулась в путь. Паша получил карабин, патроны и гранату-«лимонку», которой он собирался взорвать полицая.

Никаких вопросов он больше не задавал. Семь человек шагали по свежевыпавшему снегу, за спиной вещмешки с запасным бельем и сухим пайком на три дня. Куда, зачем идут, Паша мог лишь догадываться.

И еще одна группа покинула отряд. Переодетые в гражданскую одежду, шли в сторону райцентра лейтенант-особист Авдеев Виктор, старший сержант Николай Мальцев и боец-проводник из местных жителей.

У каждой группы было свое задание.

Ювелир, о котором подробно рассказал полицай Геннадий Трегуб, жил в небольшом доме ближе к центру районного городка. Хозяин дома и мастерской, еврей-часовщик, эвакуировался в глубину страны, забрав с собой семью, которой грозила в оккупации смерть.

Чтобы дом и мастерскую не растащили, остался зять Рустам. В партии он не состоял, держался в тени. За годы совместной жизни в семье тестя неплохо постиг ремесло часовщика и ювелира. По национальности Рустам был из обрусевших татар и надеялся, что немцы его не тронут.

Рустам официально открыл часовую мастерскую – немецкие власти одобряли предпринимательство, а вскоре познакомился с Тимофеем Шамраевым, чье имя нагоняло страх на многих. Часовщик-ювелир поначалу упирался. Не хотел иметь ничего общего с полицаем, на счету которого был уже не один десяток погубленных жизней.

Шамрай напомнил ему о родственниках-евреях, предположил, что и сам часовщик является иудеем, которому одна дорога – в песчаный карьер, где проводились массовые казни. Затем успокоил перепуганного мастера и сделал его своим доверенным человеком.

Рустам понимал, что сотрудничество с Удавом, которому убить человека легче, чем прихлопнуть муху, добром не кончится. Или сам Шамрай его прибьет, когда настанет время (зачем ему свидетель!), или вернется советская власть и упечет вражеского пособника лет на двадцать в лагеря.

Бежать было некуда. Света в конце туннеля Рустам не видел. Еще больше он испугался, когда к нему наведался лейтенант НКВД Авдеев и предложил оказать помощь в ликвидации начальника районной полиции. За активное содействие обещал простить сотрудничество с оккупантами и зачислить в отряд.

Трудно сказать, кого трусоватый Рустам боялся больше: Удава с его жутковатой улыбкой и волчьими глазами или лейтенанта НКВД. Тот тоже улыбался и мог в любой момент расправиться с ним за связь с немцами.

Но лейтенант был представителем власти, а не полицаем-палачом. И главное, он предлагал выход из туннеля, обещал забрать Рустама после ликвидации предателя в лес, где он будет чист перед законом.

В ту ночь Рустам долго не мог заснуть. Зная проницательность Шамрая, он не рискнул собрать даже самые необходимые вещи. Черт с ними: с дорогим инструментом, запасом хороших продуктов, накопленными деньгами и несколькими парами золотых часов.

Удав подметит любую мелочь. Рустам лишь сложил в бумажник документы, фотографию жены и ребенка, высушил на ночь теплые бурки и наконец заснул. Снять напряжение стаканом настойки Рустам также не рискнул – Шамрай учует запах и насторожится. Задолго до рассвета Рустам встал, выпил чаю и стал ждать «гостей».

Его не посвящали во все тонкости, только успокоили, что он выполнит свой долг и все пройдет нормально. Но страх перед хозяином целого района, который он крепко держал в руках, выбивал тридцатилетнего ювелира из колеи. Полицай догадается… обязательно что-то почует.

Через задний двор к дому приблизились двое энкавэдэшников и осторожно постучали в окошко. Рустам суетливо открыл им двери и, как договорились, провел в боковую комнатушку. Старший из них, оглядев ювелира, сказал с досадой:

– Не трясись ты так. Водки, что ли, выпей.

– Нельзя. Я ведь мало пью. Учуят полицаи.

– Тогда успокойся. Займись чем-нибудь. Деньги посчитай, говорят, успокаивает.

– Шутите, товарищ. Откуда у меня деньги?

– Может, и шучу, – сказал Авдеев. – Только запомни одно. Если что случится, тебя мы успеем достать. А с женой и всей родней расправятся наши. Хочешь их спасти – бери себя в руки и не трясись.