Иван Козлов - Клятва сбитого летчика

Зато Хук говорит Пирожникову:

– Видел, чего тут Физик наставил? Вот теперь только попробуй шаг влево – шаг вправо. Командир, пусть Пирожок идет первым.

Физик поднимается на ноги, осматривается:

– Первым я пойду. За мной – шаг в шаг.

Платов спрашивает у Хука:

– Ты-то коридор запомнил?

– С закрытыми глазами найду.

– Не надо с закрытыми. Сейчас случай такой – без всякого выпендрежа, ребята. И потом, ты обещал со мной в отпуск на Оку поехать.

– Раз обещал – значит, поедем. Я что, командир, разве тебя когда-нибудь подводил?

Платов пожимает ему руку.

То же делают Физик и Женька. Но Хук продолжает говорить с Платовым:

– К тому же, я так понимаю, в отпуске и свадьбу сыграем, да? Со стороны жениха свидетелем буду как-никак, а невесту тебе я выбрал.

– Ну, о свадьбе не к месту говоришь…

– К месту, командир. Все, что жизни касается, – к месту. О другом думать не надо.

Что жизни касается…

Это произошло… Ну да, месяц назад. Был ранний-ранний вечер, когда раздался звонок в его квартиру. По весьма уважительной причине он не сразу подошел к двери, потому позвонили еще дважды. Платов, на ходу затягивая пояс на штанах, побежал открывать и увидел на пороге Светлану Алексеевну, маму его Насти. До этого они виделись лишь однажды – он провожал Настю домой, а мама ждала дочь у подъезда. Был час ночи, она, конечно, волновалась и не могла спать, потому та их встреча и знакомство были скомканными и нервными. После пару раз общались по телефону, когда она брала трубку вместо Насти, и тоже сквозь зубы…

Судя по всему, и теперь Светлана Алексеевна пребывала не в лучшем настроении. По-хозяйски шагнула через порог, спросила вместо «здравствуйте»:

– Вы один дома?

Врать Платов не захотел и потому прямого ответа избежал:

– А что случилось, Светлана Алексеевна?

Та поняла его слова по-своему:

– Вот и хорошо. Нам надо поговорить. Может, предложите войти?

– Конечно, конечно! Только подождите минуточку…

Он метнулся в комнату, стал быстро застилась разобранную кровать, переворачивать висевшие на стене фотографии, в первую очередь ту, где Настя с обнаженной грудью. А Светлана Алексеевна уже рядом, внимательно осматривается, близоруко щурится, лезет в сумочку за очками. Платов показывает на кресло за журнальным столиком:

– Извините, бардак – холостяцкая примета. Садитесь. Кофе, чай?

– Да нет, спасибо, я на минуточку. – Она все же садится. – Как понимаете, я пришла из-за Насти.

– Понимаю. Тогда, может, рюмочку?

Женщина с ехидцей покачивает головой:

– Вот-вот, такой вы…

– Законченный алкаш?

– Не думаю. Я вообще медик, о многом сужу по внешнему виду. Вы пьете мало. Но суть не в этом. Вы больше чем на десять лет старше ее, и потом, эта ваша работа, служба… Моя девочка достаточно обеспечена, чтоб не бегать за офицерами, понимаете? И… А почему вы не женились раньше?

Вопрос был до того необычен, что Платов вполне искренне спросил:

– А надо было, да?

Светлана Алексеевна, кажется, очки не нашла, силится без них разглядеть фотографии.

– Для меня – так надо. Она у нас с мужем единственный ребенок. Она для нас все! Что вы можете ей дать? Лично я не хочу, чтоб она сидела в пустой квартире и неделями ждала вашего возвращения из командировок, гадая, вернетесь вы вообще или нет. Вы же по связи, да? А это техника, ток, генераторы разные…

Платов не стал женщину ни в чем разубеждать, сказал лишь:

– Так получается, что Настя для меня тоже единственная. И потом, из командировок я обычно возвращаюсь.

– Обычно!.. Я знаю военных, у нас в доме есть военные. Вы думаете о погонах, о должностях, о карьере, а семья у вас на последнем месте.

– Я лично о карьере не думаю…

– Не знаю, не знаю… Вас никогда не бывает дома, а когда дом пустует, всюду садится пыль. Я ненавижу пыль, понимаете?

– Понимаю, – сказал Платов. – Когда я возвращаюсь, достаю ключи из своего почтового ящика и первым дело занимаюсь уборкой.

Светлана Алексеевна наконец нашла очки, надев их, сразу превратилась в еще более строгую женщину – врача, не сомневающегося в поставленных диагнозах. Она встала, изрекла:

– Вот пусть ключи в почтовом ящике и лежат, понимаете? Я не хочу, чтоб Настя ими пользовалась! Вы ведь для нее там ключи оставляете?

Она посмотрела на одну фотографию, вторую, третью… Потом перевела удивленный взгляд на Платова:

– Все она? – Опустила глаза, чуть подумала. – И все же надеюсь, вы меня понимаете и сами не хотите, чтоб Настя поседела, ожидая вас. Вы взрослый человек. Она вам нужна, конечно: юная, красивая, умная. А вы ей? Вот подумайте хорошенько…

– Я подумаю, – сказал Платов.

Проводил ее, закрыл за гостьей дверь, в раздумье вернулся в свою комнату, пару секунд постоял перед тяжелой шторой на окне, потом резко отдернул ее.

За шторой – Настя. Прыгнула на него, обняла за шею:

– Как хорошо, что я пыль успела вытереть. А мне подойдет седина, правда?

Ей седина не подойдет. Может быть, права Светлана Алексеевна: зачем Насте седеть? Но эти мысли надо оставить на потом, а пока – пока Платов показывает Хуку на часы:

– Через сорок минут ждем.

И трое уходят, аккуратно, шаг в шаг, в сторону реки. Хук снимает автомат с плеча, щелкает предохранителем. Тихо напевает, глядя вслед ушедшим:

Пол Кросби отправлен на базу – первый же вертолет забрал его туда. Но это проблем, связанных с ним, не решило. Надо теперь думать, как поступить с журналисткой. Однако и это не главное. Русские в джунглях – вот головная боль.

Генерал Чейни и помощник Уилсона сидят в салоне вертолета, пьют минералку. Через открытую дверь видна сожженная деревня, река, а по ту стороны реки – отряд южновьетнамцев, готовящийся прочесывать лес.

Помощник смотрит на часы:

– Через пятьдесят минут президент примет решение по этим русским, и мы, так подозреваю, уберемся отсюда.

Чейни думал как раз об этом:

– Может, это и к лучшему. Я так прикидываю, что взять их живыми все равно не удастся, а если так, то зачем рисковать своими людьми?

Помощник невесело засмеялся:

– Как же мы все-таки по-разному мыслим – военные и политики. У вас, господин генерал, все конкретно и четко: получить боевую задачу, просчитать нужные для ее решения силы и средства и сказать, выполнима ли она.

– А у вас не так? – спросил Чейни.

– У нас не так. У нас все изменчиво и подвижно. Зачем нам сейчас живые русские, скажите? Мы что, пустим их к микрофону, чтоб они поведали миру о том, как выкрали с американской базы своего летчика и сумели его переправить куда надо? Если бы взяли их с летчиком… Но Бабичева не вернуть, и все остальное для нас теряет смысл.