Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки

– Главное – внезапность, – вещал он. – Пока все тихо. Калитка приоткрыта. Сейчас я вас покину, добегу до выхода, разнюхаю, что там. Дружно выметаемся, бежим на север.

– Лучше пусть Витька сходит, – подал дельную идею Вакуленко. – Его не заподозрят, а тебя могут.

– Хорошо, я сбегаю, – дрожащим голосом сказал Витька. – В лоб не дадут, справлюсь.

– Есть еще один вариант, – предложил Глотов. – Сегодня пятница, у этих зверюг праздник. Нужно дождаться, пока муэдзин запоет на минарете, и тогда рвем. Пока сообразят, подтянут силы…

– Опасно. – Серега поморщился. – Не выходит у меня Карпатов из головы. Сдать он нас собрался.

– Да зачем ему? – воскликнул Вакуленко. – По-любому всех чпокнут!

– Не факт, – заявил Серега. – Карпатов может вымолить себе прощение. Он же важная птица, учит местных дебилов летать на самолете. А мы так, балласт, груши, типа, околачиваем. А если дополнительно прогнется, отличится при нашем задержании, то вполне может вымолить себе прощение.

– Ну, не знаю. – Глотов пожал плечами. – Казнить будут всех, это как пить дать. Не спасет Карпатова его коллаборационизм…

– Чего? – изумился Витька.

– Соглашательство, – пояснил Глотов.

– Плевать, – выкрикнул Серега. – Действовать надо. Чтобы на том свете не стыдно было. Пусть знают, как умирают российские летчики!

– А им по барабану, как умирают российские летчики, – справедливо заметил Витька.

– Да не убьют нас при побеге, не волнуйтесь. – Серега внезапно засмеялся. – Поколотить могут, а вот убить… Мозгами шевелите, мужики. Не позволят они себе такую роскошь – убить нас до официальной церемонии. Она же будет в воскресенье, в Кабуле. Это праздник! Всенародное мероприятие, и номера в концерте уже расписаны. Ну что, попытка не пытка? Витька, дуй на разведку, а мы пока приготовимся. Если за бортом чисто, подашь знак.

Витька шел, задыхаясь от волнения. Калитка приближалась. В ней действительно имелась щель. Кто-то нерадивый забыл закрыть. Например, Карпатов, загадочно пропавший.

Почему так тихо? Где обещанный мусульманский праздник?

Он подошел к калитке, еще раз оглянулся. По-прежнему тихо. Витька сунул нос в узкую щель. Его не отрубили. Кажется, Карпатов однажды говорил, что нос растет у человека в течение всей жизни. Колодец, разрушенное здание на другом конце площади, пыльный «УАЗ», запаркованный на пятачке, очищенном от мусора. Уцелевшее строение рядом с почившим. Между зданиями копался в узком проходе какой-то старик. Совсем обычный, в этом городке их тысячи.

Витька отворил калитку, выглянул. Странно, но в окрестностях тюрьмы было тихо. У машины никого, площадь пуста.

Не может быть! Витька обильно вспотел. Нет, завозилось рыхлое тело у колодца. Охранник, точно. Прилег там, обнял автомат и дремлет. А рядом еще один, зевает во все горло и находится совсем не в том состоянии, чтобы оказать отчаянное сопротивление.

Адреналин плеснул в кровь. Вот он, подходящий момент для бегства. Витька отшатнулся от калитки, побежал в дом, выразительно жестикулируя. Летчики высыпали на крыльцо, вдруг встали и ахнули. Витька увидел, как позеленел Вакуленко, сморщился Серега, дернулся и застыл в нелепой позе Глотов, сжимающий лук.

Витька резко повернулся. Душа провалилась в пятки.

В раскрытую калитку входили люди. Чернобородые, увешанные оружием. Их было чертовски много! Выставив автоматы, они неторопливо шли вперед, растянулись в цепь, образовали мобильные фланги, стали ускоряться, побежали. Витька, схлопотавший столбовую болезнь, не успел убраться с дороги, свалился в пыль. Кто-то отдавил ему руку, он грустно, обреченно завыл.

– Засада! – запричитал Вакуленко.

– Да провалитесь вы все! – Глотов спрыгнул с крыльца.

Стрелять из лука было поздно. Он вознес его над головой, решив использовать в качестве меча. За ним рванулись Серега и Вакуленко. В это утро никто не праздновал труса.

Даже Витька, копошившийся в грязи, проорал что-то боевое, привстал на колени и храбро схватил за штаны талиба, пробегающего мимо. Афганец упал, взмахнул прикладом, но Витька уже укатился. Впрочем, это продолжалось недолго, его схватили за шиворот, подняли, раскрутили, швырнули. Он лежал, контуженный, под забором, хлопал слезящимися глазами, с тоской смотрел, как талибы расправлялись с его друзьями.

Бородачи давили количеством, били от души, потом согнали узников в кучу. Утирая грязь, пот, слезы, летчики тоскливо смотрели, как четверо держали их под прицелом, а остальные учинили в доме повальный шмон. Они выбрасывали на крыльцо трубки, набитые серой, заточенные дужки от кроватей, ножи, которые мастерил Серега.

– Все, товарищи, – обреченно вымолвил тот. – Есть плохая новость. Это пипец, чего уж там.

– Суки! – процедил Глотов.

– Доча моя, доча, – прошептал Вакуленко, глаза которого бессмысленно блуждали. – Не побачимся мы с тобою. Хлопцы, як же домой хочется!..

– Не стони, Рома, – умолял Витька, шмыгая носом. – Без тебя тошно.

– Даже сдохнуть по-человечески не дали, – посетовал Серега. – Эх, судьба-злодейка!

– Доча моя, доча, – бубнил Вакуленко.

Хлопнула калитка. Все повернулись. Вошел Карпатов, внешне тихий и спокойный. Только красные глаза говорили о том, что он почти не спал. Первый пилот пересек двор, остановился невдалеке от своих ребят, посмотрел на них как-то виновато, собрался что-то проговорить, но передумал. Что он мог сказать хорошего?

– Явился, иуда, – процедил Глотов, сжимая кулаки.

– Неужели это он нас сдал? – прошептал Витька.

– Сука! – взвизгнул Серега. – Какая же ты сука, Карпатов!

– Воистину. – Глотов усмехнулся. – Сколько гиену ни корми…

У Сереги еще оставались силы! Благородная ярость затмила разум, он бросился на предателя. Карпатов отшатнулся, кулак пролетел в миллиметре от его носа. Охрана не дремала. Подскочил проворный талиб, умиротворил Серегу прикладом. Тот согнулся, выхаркнул кровь. Его швырнули обратно. Он поднялся на ватных ногах, с презрением уставился на командира.

Карпатов выдержал взгляд Сереги, потом кашлянул, украдкой покосился на талибов, обступивших их, и заговорил:

– Мужики, я, конечно, извиняюсь. В общем, на самолете лопнуло колесо, надо бы его заменить. Губернатор разрешил. Там работы на двадцать минут. Сейчас нас отвезут на аэродром, быстренько сделаем, и все, будем отдыхать. Нет, серьезно, на двадцать минут работы.

– Да пошел ты! – взревел Серега.

Все остальные тоже стали кричать, обкладывать командира красочными матюгами. Даже Вакуленко перестал поминать всуе свою дочь и разразился отборной руганью.

Карпатов ждал, пока коллеги перестанут материться. Иссякли эпитеты, летчики замолчали.

Через миг Серега прошептал на ухо Глотову: