Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

– Вот и не надо ничего говорить, – ответил Федор Филиппович. – Все, что ты можешь сейчас произнести, я сам могу тебе пересказать практически слово в слово. Это версии, причем простенькие, лежащие на поверхности. А нам нужна полная определенность. Работай, Глеб Петрович. И внимательно смотри вокруг. Сдается мне, что в этом деле орудует какая-то третья, неизвестная нам заинтересованная сторона.

– Похоже на то, – вздохнул Сиверов.

Он поправил парик и соломенную шляпу, прихватил кошелку с продуктами и, заранее кряхтя, со стариковской медлительностью неуклюже полез из машины. Он уходил, не оглядываясь, ковыляя и постукивая тростью, легкий ветерок играл его длинными седыми космами и путался в бороде. Пройдя шагов двадцать, он остановился, медленно наклонившись, поставил кошелку на землю, переложил трость из левой руки в правую, а левой, снова мучительно медленно нагнувшись, взялся за ручки кошелки. Наблюдая за ним, Федор Филиппович почувствовал, как начала ныть его собственная поясница.

– Обормот, – сердито сказал он и повернул ключ зажигания.

Старик, издалека неотличимо похожий на сильно опустившегося Льва Толстого, снова появился в поле зрения Анатолия Степановича и Белого, возвращаясь из магазина. Тяжело опираясь на свою палку, он едва волок кошелку со скудной провизией – двумя бутылками кефира, пачкой овсяных хлопьев и половинкой батона. Доковыляв до подъезда, старец поковырялся в кнопочной панели электронного замка и скрылся внутри. Мотоцикл Семибратова он опять обошел стороной, как будто опасаясь, что тот самопроизвольно заведется и поедет, а то и, чего доброго, укусит.

– Вот жизнь, – сочувственно вздохнул Белый. – Чем так жить, лучше умереть молодым.

– Могу устроить, – с готовностью пошел навстречу его пожеланию Мордвинов.

– Ну, нет. – Белый коротко хохотнул. – Годиков до сорока я бы еще пожил.

– Некоторые утверждают, что в сорок настоящая жизнь только начинается, – просветил его Анатолий Степанович. – И я с ними целиком и полностью согласен. Так что не торопись, Алексей, твое тебя не минует.

В окошке третьего этажа зашевелилась занавеска. Мордвинов поднес к глазам бинокль и увидел Семибратова, который опять нагишом торчал в окне и курил в форточку, время от времени делая глоток из бокала с красным вином.

– Видал? – кивнув в ту сторону, сказал Мордвинов. – Ему ведь уже хорошо за сорок, а он, гляди-ка, цветет и пахнет. Живет полной жизнью и ни о чем не беспокоится. Знаешь, как говорили римские стоики? Что мне смерть, говорили они; пока я жив, смерти для меня не существует, а когда она придет, меня здесь уже не будет. Вот именно так и живет объект нашего с тобой наблюдения.

– Сука он, а не объект, – с ненавистью проворчал Белый.

– Понимаю, ты его не любишь, – усмехнулся Мордвинов. – И даже знаю, почему. Ваш фокус с грузовой платформой он раскусил играючи, что лишний раз подтверждает мои слова: он очень опасен, потому что далеко не дурак. Мне он тоже не нравится, но злиться на него бесполезно и глупо. Негативные эмоции разрушают психику, а это на руку как раз тому, на кого ты злишься. Гораздо умнее и продуктивнее держать себя в руках и спокойно делать свое дело. В данном случае, если ты до сих пор не понял, наше дело – вырыть яму максимально возможной глубины и спихнуть в нее нашего приятеля.

– Правда? – оживился Белый.

– А ты думал, мы сюда приехали воздухом подышать? Так на полигоне его больше, и он не в пример чище, чем тут.

Вдоволь наглотавшись дыма, Семибратов отошел от окна.

– Дать бы ему по кумполу, и все дела, – агрессивно произнес Белый.

– Как Решету? – с усмешкой подсказал Мордвинов. – Это тебе не твой приятель. Вряд ли он станет ждать, пока ты дашь ему по кумполу. Как он стреляет, ты видел, и жив он до сих пор наверняка только потому, что привык стрелять первым. И надень-ка ты, братец, шапку, а то твоя блондинистая шевелюра на весь двор отсвечивает. Чует мое сердце, ждать нам осталось недолго.

Он как в воду глядел: Белый едва успел отыскать в захламленном бардачке и натянуть на голову выгоревшее красное кепи, когда дверь подъезда отворилась, и оттуда вышел Семибратов. Легко, чуть ли не вприпрыжку сбежав с крыльца, объект наблюдения оседлал своего железного Росинанта, напялил на голову немецкий танковый шлем, снял мотоцикл с подножки, пятясь, выкатил его на дорогу, пнул стартер и укатил, оглашая двор злобным густым ревом мощного заграничного мотора.

– Козел, – напутствовал его Белый.

Он потянулся к ключу зажигания, но Мордвинов отрицательно покачал головой.

– Наведаемся к его бабе, – сказал он.

– Так она ж ему накапает, – возразил Белый. – Обязательно капнет, даже к гадалке не ходи!

– С чего бы вдруг? – пожал плечами Анатолий Степанович. – Ну, зашел контролер из энергонадзора или, там, водоканала, проверил показания счетчика – что тут криминального, о чем стоило бы рассказывать любовнику? Мужу, если таковой имеется, можно и сказать, а приходящий дружок, особенно такой, как Семибратов, в хозяйственные мелочи вникать не станет. Человека убить ему раз плюнуть, а вот прокладку в кране поменять – сомневаюсь, сомневаюсь… Ну, хватит трепаться, пошли!

Он первым вышел из кабины. Белый запер машину и последовал за ним – сунув руки в узкие карманы джинсов, привычно ссутулившись и подняв плечи, как будто мерз или не хотел быть узнанным. Когда он поднялся на невысокое крылечко подъезда, Мордвинов уже разобрался с замком. Это не составило никакого труда: кнопки с цифрами кода оказались основательно вытертыми, тогда как остальные блистали новизной. Анатолий Степанович первым вошел в подъезд; Белый последовал за ним, напоследок оглядев двор с таким видом, словно снимался в пародийном фильме про шпионов.

Когда притянутая доводчиком дверь подъезда закрылась за ним с характерным металлическим клацаньем, из припаркованного поодаль «форда» вышел какой-то человек. Ведя себя спокойно и непринужденно, всем своим видом демонстрируя, что ему некого бояться и нечего скрывать, человек закурил сигарету и направился к только что покинутой самозваными детективами «газели». Проходя мимо нее, человек на мгновение задержался, чтобы, слегка наклонившись, сунуть что-то под переднее крыло. После этого, сделав вид, будто что-то вспомнил, он развернулся на сто восемьдесят градусов, вернулся к «форду», сел за руль, тронулся и, немного отъехав, припарковался в соседнем дворе. Поднявшись на второй этаж и выглянув в окно на лестничной площадке, Анатолий Степанович увидел, как отъезжает машина, но не придал этому ровным счетом никакого значения: они находились в густонаселенном спальном районе, было начало шестого пополудни, и движущийся по дворовому проезду автомобиль здесь и сейчас не представлял собой ничего особенного, выходящего из ряда вон.