Павел Захаров - Общий враг

– Ха! То-то я смотрю, ты из-за письменного стола не вылезаешь, – Павел кивнул на винтовку в руках у брата.

– Как к твоему решению отнеслись родители? Друзья?

– Это было мое решение, которое я хорошо обдумал. Родители, конечно, поддержали. А друзья отнеслись, я бы сказал так… не негативно, но… Во всяком случае, без особого энтузиазма.

– Повлияло ли на твое решение пойти в армию отношение к армии в американском обществе?

– Да. Тут армию, да и вообще все вооруженные силы, уважают и смотрят на служащих с почтением и восторгом.

– Идет по улице в форме, – продолжил ответ Павел, – остановят, поблагодарят, руку пожмут… Меня такое отношение к армии приводило в…

– В восторг? – предположила Надя.

– Скорее – в легкий трепет. И тебе кажется, что это и тебя благодарят. Все это настраивает на определенный лад…

– Какое твое самое неприятное армейское «открытие», а какое – самое приятное?

– Самое неприятное… Двуличность некоторых отдельных сослуживцев. В одно и то же время они – твои лучшие друзья, а за спиной готовы вылить ведро грязи. Само присутствие таких людей было неприятным сюрпризом… А приятным… Приятным оказалось то, что тут намного больше свободы, чем я предполагал.

– Что было для тебя сюрпризом?

– Да не было особых сюрпризов. Перед службой я узнал достаточно, чтобы иметь хорошее представление о том, что меня ждет.

– Конечно, командировка в Ирак – основное событие. Когда ты принимал решение пойти в армию, ты предполагал, что могут послать в Ирак?

– Я знал, что пошлют или в Ирак, или в Афганистан… Я же пехота.

– Когда ты узнал, что тебя отправят в Ирак, как отреагировал? Что первое пришло тебе в голову?

– Первое, что пришло в голову – не пугать семью такими новостями.

– Ты с кем-нибудь подружился в армии? Нашел товарищей? Ты воспринимаешь их как друзей «на всю жизнь» или как товарищей, с которыми ты вынужден делить свое «время и место» в течение нескольких лет? Как ты думаешь, сохраниться ли дружба, товарищество, начавшееся в армии, после демобилизации?

– Ну как тут не подружиться. Быть одиночкой – не выживешь, только вместе. И я уверен, что буду поддерживать связь с товарищами после службы. Вот сейчас есть парни, которые уже ушли со службы, но мы постоянно общаемся через facebook – они интересуются, как у нас тут дела, чем занимаемся…

– Соотечественников, то есть – русских, в американской армии служит довольно много. Знаком с кем-нибудь?

– Конечно, знаком. Портнова вы уже видели…

– Как познакомились?

– Его к нам перевели.

– Как «отреагировали» друг на друга, когда поняли, что русские?

– Ну, прикольно было. Ему было приятно пообщатся с соотечественником на родном языке, – Родион улыбнулся. – Тут же все по-английски.

– Какое к тебе, как к русскому, было отношение в армии? Каким было отношение к тебе командиров и простых солдат, сослуживцев?

– О-о-о, это вообще отдельный разговор. Во время первого же построения, еще в учебке, сержанты спросили имена у нескольких парней, в том числе и у меня.

– Как зовут?

– Захаров, дрилл-сержант!

– За… ва… чего? Что за фамилия?

– Русская, дрилл-сержант!

– Ты что – коммунист?!

– Никак нет, дрилл-сержант!

– Откуда ты тут взялся?!

– Из Санкт-Петербурга, Россия, дрилл-сержант!

– Ну ладно, Санкт-Петербург. Ты во втором взводе… Это в учебке. А потом уже меня просто стали звать «Зак».

– А учебка… Это…

– Это курс молодого бойца. Территориально – Форт Бэннинг, штат Джорджия.

– Родька, расскажи про того парня, которого к дереву привязали.

– Зачем?

– Ну, интересно.

– К дереву привязали? – Надя посмотрела на Павла, а потом на Родиона. – И тут дедовщина, что ли?

– Нет, дедовщины тут нет и быть не может. Просто один парень, когда начались серьезные нагрузки, понял, что на самом деле не хочет служить в армии и решил свалить. А Форт Бэннинг – это «всеамериканская учебка», если можно так сказать. Там тренируется не только пехота, но и другие войска. Рейнджеры, десантники, танкисты… Тот парень перелез через ближайший забор, думая, что за забором – гражданская жизнь. А там территория рейнджеров. И они там какие-то учения проводили. Они его поймали и к дереву привязали в назидание. Целый день стоял. Потом его военная полиция забрала.

– Военная полиция?

– Конечно. Он же дезертир. Подписал контракт – все, ты солдат. Покинул часть без разрешения – дезертир.

– И что с ним стало?

– Расстреляли… – флегматично сказал Павел и пожал плечами.

– То есть… как… – лицо Нади вытянулось от удивления.

– Да пошутил он, – засмеялся Родион, – суд, наверное, был, а что дальше – не знаю.

– Шутник… – Надя бросила недобрый взгляд на Павла и снова обратилась к Родиону, – значит ты в американской армии – редкость?

– Ну да, я тут «диковинка». И акцент мой всем почему-то нравится, и все про меня рассказывают своим друзьям – «…а вы знаете, у нас настоящий русский служит! И прям по-русски говорит! Это круто!» Просят меня своим друзьям пару слов в телефон сказать, типа там «Привет!» и все такое… Просят научить каким-нибудь словам по-русски…

– А присутствует ли какое-то предубеждение или стереотипы восприятия тебя как русского?

– Не-е-е… Все относятся ко мне как к любому другому солдату. Конечно, комментарии о коммунизме никогда не закончатся. Насчет стереотипов – да, почему-то считается, что я должен легко переносить холод и хорошо играть в шахматы.

– Поддерживал ли связь с родными?

– Пока в учебке был? Конечно. Письма писал еженедельно.

– Вообще, – Павел решил дополнить ответ, – у них там «обратная связь» поставлена очень хорошо. У самой базы есть портал в Сети, где собрана вся интересующая информация, с адресами, телефонами и прочими контактами. Фотографии, видео, карты местности – все есть, чтобы семьи могли видеть, что происходит и как происходит. Мы по первости были просто ошарашены степенью открытости! А портал этот, кстати, вел священник, капеллан.

– Священник?!

– Ага. Там, конечно, есть офицеры по связям с общественностью, но он им здорово помогал. На этом сайте через день-два всегда появлялись свежие фоторепортажи и видео о том, как живут и учатся новобранцы. Мы на некоторых снимках даже Родьку увидели, – Павел с улыбкой посмотрел на брата. – Собственно, это была его первая армейская фотография.

– А этот священник он там что, и обряды проводит?

– Конечно. Там и католическая церковь есть, и синагога, и мечеть.

– Ты посещал церковь?

– Ну… Так… Заходил пару раз, – Родион пожал плечами, – посмотреть…

– Ты верующий человек?

– Нет. Свещенники в армии… Они как… Чаще в качестве психологов выступают.

В этот момент мимо «Хаммера», временно служившего студией, прошли трое солдат.