Сергей Зверев - Южный фронт

Стараясь говорить максимально тихо, наркобарон и спецслужбист приказали своим подчиненным забросать дом гранатами. Без лишних слов, увещеваний, предупреждений это было сделано. В окна дома деревенского старосты полетели гранаты. Синхронно прогремели взрывы, разрушившие часть стен и вызвавшие пожар. На взрывы отреагировала и пребывавшая в ступоре толпа. Жители деревни стали разбегаться кто куда. Пламя очень быстро объяло дом Корсеги. Бандиты и солдаты возобновили стрельбу. Для пущей уверенности – а вдруг русский и в огне не горит?! В действительности же там было такое пекло, из которого выйти было невозможно.

Ткачева сразу после испытания отправили в лагерь потерпевших авиакатастрофу. Отправили не в одиночку, а вместе с несколькими головорезами, одетыми как местные жители. Атташе за время перехода отошел от шокового состояния и морально подготовился к разговору с пассажирами. Продумал, что и как будет говорить им.

В лагере Сергея встретили если не настороженно, то с определенным недоверием. Он, ощущая это, все же осмелился плести небылицы о скором спасении.

– Корабль с Кубы уже подошел, – уверял он. – Пристал к берегу в районе деревни. Там, где наиболее удобно причалить. Сами спасатели уже в пути. Но им не так просто идти сквозь джунгли. У них там носилки и груз со всем необходимым. Люди подготовленные, но все равно в силу этих обстоятельств передвигаются медленно.

– И что же нам сейчас делать? – уточнил Селиванов, будучи не в состоянии забыть о героине в ящиках дипломатической почты.

– Ну как что! – разыграл удивление Ткачев. – Всем, кто более-менее в здравии и может передвигаться, нужно идти им навстречу. А я вместе с местными побуду здесь. Мы покараулим груз самолета и раненых.

Посла так и подмывало спросить о наркотиках. Однако он, переглянувшись с Сенниковым, сдержался. И одному, и второму хотелось верить в лучшее. Они прекрасно понимали вину Ткачева, переправлявшего героин в Россию. Командиру экипажа не давали покоя последние слова погибшего водителя посольства. Ведь именно фамилию атташе ему прошептал умирающий. Тогда это показалось пилоту странным и невозможным. Нынче же его стали терзать сомнения. Впрочем, он был вынужден отбросить их подальше. Но на тот момент выше любых подозрений было другое – спасение измученных ожиданием людей. Поведение же военного атташе ничем особенным не отличалось от обычного. На вид это был все тот же человек долга, прикрывавшийся маской разбитного парня. Фальши или неискренности во взгляде, в жестах, в словах не ощущалось. Селиванов и Сенников решили, что если уж на самом деле к лагерю приближаются спасатели, то следует во всем им содействовать. С атташе и его весьма сомнительными «гешефтами» можно было разобраться уже на Родине. Посол руководствовался при этом принципом: «Он, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын».

– Хорошо. Мы готовы сделать так, как вы предложили, – согласился Александр Викторович.

Они тут же обошли весь лагерь и оповестили пассажиров о новейшем плане действий. Не все сразу понимали, о чем идет речь. Некоторые, пока их не уговорили, отказывались куда-либо отправляться. Большинство же людей из числа относительно здоровых с готовностью сорвались с места, желая незамедлительно двинуться в путь.

А вот с больными было тяжело. Им казалось, что их просто бросают на произвол судьбы. Поэтому лагерь наполнился плачем, причитаниями, а то и ругательствами в адрес тех, кто собирался уходить. Ткачеву пришлось использовать все свое красноречие, чтобы убедить и эту категорию пассажиров в целесообразности предложенного им плана.

В конце концов, часть пассажиров менее, чем через час, покинула лагерь. Возглавил ее один из бандитов, переодетых под местных. Никто не заподозрил неладное. Все настолько желали ускорить возвращение в Россию, что были одержимы лишь одной этой мыслью. Все остальное уходило на второй-третий план.

Как только группа пассажиров скрылась в зарослях, атташе рванул к самолету. Он бежал туда словно сумасшедший. Ему, конечно же, хотелось проверить сохранность груза. Добежав до заветного багажного отсека, Сергей засуетился. Сразу было заметно, что ящики кто-то трогал. Он стал проверять более тщательно и обнаружил, что они вскрыты. Его обдало холодным потом. Он бросился проверять содержимое диппочты. За исключением разорванного пакета в одном ящике, все было в порядке. Это успокаивало, но не очень сильно. Ведь получалось, что кто-то был в курсе, что диппочта использовалась для контрабанды наркотиков. Бежать за ушедшими смысла не имело. Это сорвало бы задуманный ранее план. Но никак не реагировать на факт вскрытия ящиков Сергей не мог.

Так же быстро Ткачев вернулся в лагерь. Перекинувшись несколькими фразами с переодетыми боевиками, он принялся обходить каждого из оставшихся пассажиров с одним и тем же вопросом: «Кто вскрыл ящики дипломатической почты?» Те, кто что-то еще понимал, пожимали плечами, качали головой или просто говорили: «Не знаю». Самые тяжелые, в смысле состояния здоровья, едва ли не впадали в истерику. У бандитов сильно чесались руки пристрелить кого-нибудь из них. Но атташе жестом давал им понять, что делать этого ни в коем случае не стоит. Те хоть и ощущали себя хозяевами, но были вынуждены подчиняться воле русского контрабандиста. По крайней мере так им приказал дон Гарсия.

Обойдя весь лагерь, порасспросив всех без исключения раненых и больных, атташе так и остался в неведении, кто вскрывал диппочту. Впрочем, он и сам до конца не понимал, зачем ему требовалось узнать имена вскрывших ящики. Бандиты предлагали взять кого-нибудь из пассажиров и устроить допрос с пристрастием. Русский тут же отклонил эту идею и повел громил к самолету.

Сделав свое черное дело, объединенная группа гвардейцев и бандитов покинула деревню. Правда, никто из верховодов накануне событий в деревне даже не представлял, что уходить придется с потерями. Жители, дождавшись отхода карателей, бросились к сожженным домам. Надежд на то, что кто-то из находившихся в них в момент поджога смог уцелеть, попросту не было. Кроме двух домов, где пришельцы спланировали расстрелы оппозиционеров, огонь уничтожил еще несколько хижин. В одном случае люди искали останки погибших, чтобы захоронить по местным обрядам. В другом – пытались найти что-нибудь уцелевшее из утвари, дабы начинать новую жизнь не с нуля.

Габриэль и Есения вышли из джунглей сразу, как только последний вооруженный головорез пересек условную границу деревни. Алькальд вместе с внучкой направился на пепелище родного дома. В материальном плане они ни о чем не жалели. Каким бы роскошным по местным меркам ни был дом, жалеть о нем не следовало. Постепенно можно было построить новый. Ведь вся деревня стала бы помогать погорельцам. Гораздо сильнее их беспокоила судьба «украинского бизнесмена». Старик Корсега шел к пожарищу и задавался вопросом, почему тот так и не ушел через черный ход. Ему казалось, что времени и шансов на это было предостаточно…