Сергей Соболев - Враг моего врага

ВС взяла ее за плечи и повернула к себе лицом.

– Успокойся, Малика, все хорошо. Пойдем на нашу половину! Там мы с тобой вдвоем, без мужчин, – она почему-то укоризненно посмотрела на Мокрушина, – поговорим… Ты мне доскажешь свою историю, ладно?

Когда они ушли, закрыв за собой створки перегородки, вновь разделившей залу на две половины, Рейндж угрюмо процедил:

– Пить скотч мне, раненному и контуженному, значит, «харам»?! А ходить со взрывчаткой на брюхе и плясать голой перед незнакомым мужиком – не грех?!

Он потянулся к бутылке.

– Да пошли вы все! Заколебали…

Рейндж еще не успел толком промочить горло после необычного стрип-шоу в исполнении несостоявшейся смертницы, как из коридора вдруг долетели мужские голоса.

В гостиную, где теперь в одиночестве восседал Мокрушин в компании с бутылкой Macallan 18YO, заглянул «прикрепленный».

– Владимир Алексеевич, к вам гость.

Рейндж хотел было подсказать ему, куда, по какому адресу следует посылать всех гостей. Но, увидев, кого именно привел Антон, обрадованно вскочил на ноги.

Это был Рустам Темиров. Впрочем, редкая для нохчей фамилия Темиров с большой долей вероятности была ненастоящей. Точно так же, как одна из личин Мокрушина залегендирована, «заточена» под Алексеева, так и у Рустама фамилия Темиров может оказаться лишь прикрытием. Да и не стопроцентный он нохча, судя по однажды произнесенной реплике: «В моей крови, Рейндж, смешались все рода и тейпы Кавказа…»

– Ас-салям алейкум ва рахматуллахи ва баракатуху! – Тридцатилетний мужчина, имеющий выраженную внешность выходца с Кавказа, широко улыбнулся, демонстрируя хорошо знакомую Рейнджу «дружелюбно-волчью ухмылку». – Здравствуй, да-арагой брат!

– Ва алейкум ас-салям ва рахматуллахи ва баракатуху! – Мокрушин заключил джигита в объятия. – Здравствуй, Руст! Сто лет тебя уже не видел! Вернее, три месяца с хвостиком… Но сколько всего случилось!

Антон, стоявший в это время в коридоре, кашлянул в кулак.

– Я пойду к себе, – сказал он. – Не буду вам мешать. Женщины тоже ушли. Так что можете говорить свободно.

На женской половине действительно воцарилась тишина. И даже свет там погас…

– Руст, присаживайся, дорогой! – Мокрушин, уже успевший ощутить себя здесь хозяином, придвинул к столику второе кресло, стоявшее до этого у стены. – Я сейчас гляну, что там есть в холодильнике…

– Я н-нэ голоден, – сказал кавказец. – И я нэ надолго, да? Вот, решил тебя увидеть. Извини, друг, н-нэ смог в госпиталь к тебе приехать! Был сильно занят, да. А так… так знаю а-аба всем, что тут пра-аисходит!

– Мне Юрьич сказал, что ты в Москве. Но ни словом не проговорился, что тебя тоже привезут в Лесной.

– Что значи-ит, при-ивезут?! – Руст, на котором был одет довольно щеголеватый костюм и белоснежная сорочка, усмехнулся. – Я тут живу! Не знал?

Рейндж бросил на него удивленный взгляд.

– Так это… это твой, что ли, особняк?

– Этот? Н-нэт… Соседний – мой. А этот дом, в котором мы сидим, был построен для…

Рустам посмотрел на бутылку.

– Ты выпиваешь, брат?

– Как видишь.

– А что пьешь?

– Виски.

– Налей себе. И мне – тоже.

Рейндж налил.

– Ты же вроде не пьешь, Рустам?

– Не пью.

– Насколько я помню, ты вообще не употребляешь алкоголь.

– Верно, брат. Так и есть.

Мокрушин поставил перед ним на низкий столик стакан, наполненный на треть скотчем. Рустам взял посудину левой рукой; на правой у него недостает двух пальцев, указательного и среднего.

– Я видел, как он погиб, – сказал Темиров. – Ничего, кажется, н-нэ мог сделать! Н-нэ мог воспри-ипятствовать! Но все равно чувствую себя виноватым. Он ведь был мне… как старший брат!..

– Так это ты… ты записывал разговор в кафе? – перейдя на шепот, спросил Мокрушин. – И ты… как ты сам-то уцелел?!

– На все воля Всевышнего, да славится имя Его, – сказал Рустам. – Давай помянем. Как говорят у вас, у православных? Он ведь крещеный был, так?

– Да упокоится душа раба Божьего Алексея, преждевременно ушедшего от нас в мир иной…

Сказав эти как бы сами собой пришедшие слова, Мокрушин вздохнул, а затем, вслед за кавказцем, выпил за упокой души Алексея Супруна.

– У тебя тут, слышал, харем ? [48]

– Харам? – переспросил Мокрушин.

– Н-нэ, какой харам? Где женщин несколько, а мужчина – а-адын!

– А-а… гарем?! Ну да. Скорее, тут не гарем, а дурдом! Кстати, а откуда ты знаешь про местный гарем?

– Знаю. И про Малику знаю. Генерал рассказал.

– Еще по одной?

– Н-нэт, мне хватит. Для меня спиртное – харам! А ты себе налей! Ты в другой вере, тебе можно!

Мокрушин не стал пока добавлять; залиться вискарем никогда не поздно. Особенно если ты чувствуешь себя самым одиноким на свете человеком… Наверняка и Рустам точно так же ощущает себя «волком-одиночкой». Хотя кто знает?.. Может, у него есть где-то родной человек, есть любимая женщина, которая его ждет.

– Тебе, брат, жэниться бы надо, – словно прочитав его мысли, сказал Темиров. – Ты уже был когда-то жэнат, да?

– Было дело, – неохотно сказал Мокрушин. – Полгода прожили и разбежались. Какая нормальная женщина согласится жить с таким отвратным типом, как я? Абсурд.

– На каждый товар есть свой купец. Ты хороший человек… Настоящий! Просто ты еще н-нэ встретил с в о ю женщину.

– Может, ты и прав. А к чему этот наш разговор про женщин, Руст? Слушай… – У Мокрушина вдруг сложилась в голове если и не вся, то значительная часть мозаики. – Слушай, друг мой… Тебя, я так понимаю, тоже подписали?

Он попытался найти другую, более четкую формулировку тому, что вокруг него происходит несколько последних дней. Но Рустам понял, что именно хотел у него спросить Мокрушин.

– Мужчина н-нэ должен бегать от своих врагов. Но и глупцом н-нэ должен си-ибя выставлять! Про Колобнева уже знаешь, да?

– Пропал Леший. Нехорошие предчувствия… Нас пятеро уцелело… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю!

– Н-нэ маленький, понимаю! А после того, что случилось в Фатихе… У меня тоже появилась мысль, что надвигается какая-то жёп-па!

Кавказец, заметив прислоненный к боковине кресла посох, вдруг заинтерсовался этим предметом.

– Что это у ти-ибя такое, а? Можно па-асматреть?

– А-а, это… Кстати, сувенир из Гори!

Мокрушин передал посох Темирову. Тот какое-то время разглядывал его. Потом, проведя пальцами по орнаменту справа налево, бросил на Мокрушина странный взгляд.

– Откуда, говоришь? Из Гори? А где ты там его па-адабрал?

– Ну дык из бункера! Я ж там ногу сломал! Это уже когда мы внутрь через «браму» проскочили! Так, на одной ноге, и пришлось там воевать с этой их сворой! Ты же снаружи, Руст, остался?!

– Сам пр-риказал, да?!

– Так я ж не о том. Когда мы выгреблись оттуда… Еле ноги унесли!.. Ты ж все это видел, как я понимаю!