Владимир Вера - Медиа-киллер

– Самолет ждет, – доложили встречающие адвокаты. – Мы должны выполнить все условия сделки с властями и покинуть Россию.

– Я знаю… – улыбнулся Хиросимский. – Но с вами не полечу. В аэропорт меня доставят люди Дмитрия Вячеславовича Соболевского.

– Кого? – недоумевающе переглянулись адвокаты. – Он же бандит…

Увидев садящийся вертолет, они и вовсе опешили.

– В ваших услугах я сегодня не нуждаюсь! – крикнул напоследок олигарх, и вертолет поднял его в небо. – Это мой маневр. Властям я не доверяю. Это мера предосторожности. До Читы доберусь на вертушке, о которой в ФСБ не знали, а оттуда – на рейсовом самолете, понятно? На рейсовом, и ни в коем случае не на частном… Ясно?!

Он летел над серыми панельными пятиэтажками и думал о пыли и о ветре, который несет ее с урановых рудников на безмятежный город. Унылый город еще спал. А быть может, всегда спал. Смиренный пятидесятитысячный Краснокаменск, провинциальный и безропотный до мозга костей, олицетворение безразличной России. Поднимаясь к облакам, он думал, что потратил все это время не зря. Во всем этом, возможно, был смысл.

Ему, и только ему доведется разбудить демона, поднять русский бунт. Его лондонские друзья называют это теорией управляемого хаоса. Ему же все виделось в ином свете. Этот свет особенно ярок, пробиваясь сквозь страдание, подкрепленный громадной ненавистью и нереализованной энергией недюжей натуры. Гордыня жаждала насыщения, равноценного возмездия. Он был атеистом, но мнил себя пророком. И ровняя себя с мессией, возлагал на себя непосильную ношу, только ему предназначенный крест. Он ведь взаправду считал, что осужден за всеобщий грех. А значит, он вправе упрекнуть этот бессердечный народ и наказать его за несправедливость. Его правители и первосвященники ничем не лучше фарисеев, обрекших на гибель праведника и выпустивших на волю убийцу Варраву. Народ кричал, неистовствовал и свистел, требуя у прокуратора отдать им Варраву. Разве полковник Будаков не сегодняшний Варрава, не предпочтительная альтернатива осужденному олигарху, которому даровано было все богатство мира. Но получивший в удел койку с кантиком в блоке со ста пятьюдесятью зэками и проведший долгие годы заточения в «мертвом городе», где счетчик Гейгера не устанавливают лишь потому, что не хотят знать, сколько миллирентген в час излучает дорожная пыль и насколько вредно дарить любимой букеты из местных лютиков и фиалок.

Внизу колосился камыш. Травушка-муравушка росла беспризорно на здешних полях. У подножия красной горы паслись тощие коровы. Они тщательно пережевывали траву с радиоактивной пылью. Злые языки поговаривали, что за вредность местным работягам полагается молоко…

Менее всего военный консультант Пол Уайт, человек, имевший в Лэнгли репутацию гиперавантюриста, чей дерзкий план дестабилизации России вот уже четыре года пылился в секретных архивах, ненавидел условности и морщился от излишнего надзора. До последнего времени ему не везло. В Грузии не все прошло гладко – «русский медведь» выказал несвойственную великану расторопность, но Уайт смог выйти сухим из воды, доказать свою правоту нетерпеливому руководству и отсидеться в китайской резидентуре.

В Китае ему было скучно. Ведь в мире разразился кризис. А даже китайцы знают, что кризис – это не только опасность, но и благоприятная возможность. Те два иероглифа, которыми китайцы выписывают слово «кризис», несут в себе именно эти два противоположных смысла…

Кураторы мистера Уайта были наслышаны о его расистских высказываниях в адрес 44-го президента США. Уайт болтал действительно лишнее, сомневаясь вслух и не там, где можно, что мулат-президент всего лишь шоколадный эклер с белой начинкой.

Любимой исторической датой Уайта еще со школы было 4 апреля 1968 года, день, когда снайперская пуля сразила борца с сегрегацией Мартина Лютера Кинга. Уже тогда, в детстве, маленький Пол, сажая связки, доказывал сверстникам, что «нигера замочили спецслужбы». В старших классах Пол упивался чтением, когда перелистывал англичанина Киплинга, улавливая в его произведениях нечто для других незаметное. Сам он понял зашифрованный смысл книг Киплинга позднее, когда познакомился с политическими взглядами писателя. А ведь он чувствовал, будучи любознательным подростком, что интуиция его не обманывала… Человеческий детеныш Маугли для зверей – все равно что Английская корона для покоренных колоний! Бремя англосаксов – не грабеж, не расправа, не высокомерие, а покорение низших рас для их собственного блага! Подростком Уайт вступил в ку-клукс-клан, но вскоре понял, что нынешние «балахонщики» – лишь бутафорская пародия на былых линчевателей.

Благодаря протекции дяди – ветерана Вьетконга он поступил в «коммандос» армейской разведки. Так началась жизнь солдата удачи, наемника, профессионала. Он проявил невиданные организаторские способности и был замечен в ЦРУ…

Эмпирически, то есть на личном опыте, мистер Уайт понял, что у белых и черных кровь одного цвета – красного. После этого открытия Пол Уайт несколько модифицировал свои закоснелые взгляды. Теперь он сражался за более узкую этническую прослойку. Не за белых вообще, а только за англосаксов. Когда же дядя-ветеран поведал племяннику семейный генеологический секрет, признавшись, что в их роду была-таки еврейка на четвертинку, мировоззрение Уайта парадоксально развернулось к истокам.

Сперва ошарашенный новостью Пол превратился в антисемита, потом снова стал расистом, затем опять переметнулся в радетеля англосаксонской цивилизации, империи, у которой много врагов – таких же империй, но других, не англосаксонских… При этом Уайт отчетливо понимал, что истинный англосакс не должен бояться остаться в полном англосаксонском одиночестве. Он не только против всех, но и сам за себя… До этого интеллектуального тупика пока было далеко. Пока было кого ссорить, можно было оставаться в мире с самим собой…

Закрытие тюрьмы в Гуантанамо президентом Обамой мистер Уайт воспринял как личное оскорбление. Блестящий организатор банановых переворотов, на протяжении десяти лет стравливавший нигерийские племена и колумбийские картели, был уверен, что Штаты проявили слабость. Так же считали еще несколько влиятельных сенаторов-республиканцев, лоббирующих кубинских «гусанос» и античавистов, но главное – на той же платформе стояли кураторы Уайта из ЦРУ. И тогда план Уайта всплыл и ему присвоили таинственную литеру «Л», стилизованную под английский фунт…

Таким образом в один прекрасный момент «героическое прошлое» мистера Уайта разогнало облака в его на первый взгляд непроглядном будущем ровно так, как все это время заставляло закрывать глаза на его политические взгляды и его провалы в настоящем.