Всеволод Бенигсен - ВИТЧ

Однако чтения шли все с большими перебоями — старик начал хворать. Изя не мог требовать от больного продолжать читать. Конечно, он мог и сам прочитать, но ему нравилось чтение вслух. Тут ничто не может ускользнуть от внимательного слушателя. Ни описания, ни размышления, ни отступления.

Дошло до того, что Изя даже начал бегать за лекарствами и продуктами для Леонида Андреевича. В конце концов, законы природы старик, может, и обманул, но бессмертным все ж таки не был и рано или поздно должен умереть. Болезнь, благо, пришлась на осенние школьные каникулы, и потому Изя мог тратить свое время, как ему заблагорассудится — родители его особенно не контролировали.

Однажды в начале ноября Изя сидел у постели старика и расспрашивал что-то о его прошлой жизни. Оказалось, что старик был актером, отсюда и его чтецкое мастерство. Но в театре жизнь как-то не сложилась — роли ему доставались все какие-то мелкие. В кино он мелькнул пару раз и тоже как-то не запомнился. Обид Леонид Андреевич ни на кого не таил, хотя в скромности своего таланта не признавался — все больше давил на невостребованность. Впоследствии Изя много общался с разными людьми, но только в творческой среде это слово так любили. Им прикрывали все: от своего плохого характера до отсутствия мало-мальского таланта. Скорее всего Леонид Андреевич был просто не особо талантлив. Но об этом можно было только догадываться — на эти темы старик говорил неохотно. В какой-то момент в дверь позвонили. Изя инстинктивно дернулся (родители?), но старик успокоил слабым жестом руки — пенсию принесли. Он попросил Изю впустить почтальона. Изя открыл дверь. Там стояла немолодая женщина, которая попросила позвать Леонида Андреевича. Изя сказал, что тот болеет и очень слаб, поэтому пусть она пройдет в комнату. Почтальонша подошла к кровати старика, поздоровалась, покачала головой (как же, как же — старость не радость), получила малоразборчивую подпись и отдала старику пачку десятирублевых купюр. Затем ушла. Но перед уходом, уже стоя на лестничной клетке, сказала:

— Деду твоему в больницу надо. Чай, и так уже одной ногой в могиле. Где родители-то?

Изя уже было собрался объяснить, что он вовсе не внук, а его родители находятся двумя этажами ниже и вряд ли станут везти в больницу незнакомого старика, но почему-то неожиданно сказал совсем другое.

— Хворает, конечно…

А затем вздохнул и добавил:

— А родители умерли. Вдвоем мы остались.

Почтальонша снова поохала-поахала, погладила Изю

по голове, достала из кармана какую-то липкую невкусную конфету, протянула ее новоиспеченному «внуку» и ушла.

Так Изя узнал, что старик получает пенсию. И пенсию немаленькую. Почти двести рублей, ибо имеет всяческие заслуги, награды и благодарности. Что такое пенсия, Изя приблизительно знал, и все же его удивил тот факт, что деньги можно получать, ничего не делая. Это стало вторым открытием. Первым был запредельный возраст старика и, как следствие, возможность обходить законы, какого бы рода они ни были. Казалось, сама судьба ведет маленького Изю к тому единственному решающему шагу, который в конечном счете и определил все будущее течение его жизни. Впрочем, это, конечно, иллюзия. Одно и то же событие предполагает множество интерпретаций, и каждый делает вывод в соответствии со своими склонностями. Скажем, другой мальчик на месте Изи увидел бы в пенсии «не деньги за ничегонеделание», а, наоборот, необходимость трудиться, чтобы в конце получать заслуженную денежную благодарность от государства.

Посему глупо считать, что судьба как-то намеренно ведет нас от одного события к другому. Судьба вообще не имеет никакой цели. Она просто ставит перед нами шахматную доску и предлагает сыграть партию. И дальше уже нам самим решать, как начинать игру — с защиты или с нападения. Кто-то осторожничает, проводит бесконечные рокировки и после каждой потерянной фигуры рвет волосы. Кто-то, наоборот, бросается вперед, беспечно обнажая фланги и легко отдавая на съедение свои пешки. Кто-то сразу предлагает дружескую ничью — мол, да что нам делить-то? Кстати, если это сделано весело и непринужденно, судьба может проглотить наглость и даже пожать вам руку. Есть и такие, которые после первого хода кладут своего короля набок и сдаются. Некоторые, наоборот, не сдаются, но при этом бесконечно просят дать им «переходить» — они, видите ли, слишком нервничают, чем очень сильно раздражают судьбу. Наконец, есть самые отвязные, которые предлагают судьбе вместо шахмат сыграть в домино или в подкидного. Им почему-то кажется, что судьба не так хорошо «шарит» в домино. Короче, вариантов масса. Однако одно остается неизменным, а именно сама игра. Длинная она или короткая, а играть приходится всем. И, к сожалению, большинство уверены, что если они будут играть по правилам, то и судьба жульничать не будет. Когда же она ни с того ни с сего двигает пешку по диагонали, они погружаются в состояние шока, выйти из которого не могут месяцами, а то и годами. Остается лишь догадываться, сколько бы таким «чувствительным» потребовалось времени, чтобы прийти в себя, если бы судьба вдруг схватила доску и «игриво» шандарахнула ею по голове. Кстати, после этого она могла бы запросто предложить играть дальше. Продолжая это занимательное сравнение с шахматами, можно сказать, что Изина партия началась с того, что он попытался поставить судьбе «детский мат». Тогда еще скорее по наитию, нежели осознанно.

Так случилось, что в начале ноября старик умер.

Изя пришел, как обычно, сразу после школы, открыл дверь данным ему ключом, окликнул хозяина и, не дождавшись ответа, вошел в спальню. Старик лежал на кровати, слегка запрокинув голову и свесив одну руку почти до самого пола. Черты его лица как будто обострились: щеки ввалились, нос вытянулся, скулы выпирали даже под гущей бороды. Глаза были открыты, а взгляд был уставлен в потолок, словно он что-то там рассматривал. Слегка отвисшая нижняя челюсть придавала этому взгляду какое-то немое удивление, словно перед смертью старик увидел что то над собой, да так и не смог отвести взгляд. В принципе, если бы не распахнутые глаза, его вполне можно было бы принять за спящего. Изя окликнул Леонида Андреевича, но как-то больше в пустоту, уже не ожидая никакого ответа. Затем подошел и потрогал руку — она была непривычно холодной. Изя никогда не видел мертвых, но почему-то совершенно не испугался. Его смущал только застывший взгляд старика. Изя был уверен, что, умирая, люди засыпают, а стало быть, обязательно закрывают глаза. Но это смущение он преодолел, вспомнив, что гоголевский Вий просил поднять ему веки. А если веки можно с чужой помощью поднять, значит, можно и опустить. Изя попробовал, и у него получилось. Теперь старик выглядел в полном соответствии с Изиными представлениями об умерших. Но что делать дальше, Изя не знал. То есть, конечно, он понимал, что нужно обратиться к взрослым, они вызовут милицию, дальше старика вынесут, положат в гроб и закопают. Эта цепочка была для Изи очевидной. Однако что-то подсказывало ему не торопиться. Почему — он и сам не знал.