Вячеслав Денисов - Наживка для крокодила

– Устал я сегодня.

Честно говоря, я тоже.

– Собирайся, Макс. Поедем в одно чудное кафе. Посидим, о делах наших скорбных покалякаем. Только учти, друг, если не найду ответов на все свои вопросы – уничтожу. Надоело мне дыхание горячее за спиной слышать да дерьмо чужое руками разгребать.

К моему великому изумлению, Обрезанов молча встал, достал из шкафа дубленку и насадил на голову шапку. По полированной столешнице ко мне «приехали» ключи от «девятки»:

– Банкуй.

Не много ли ключей за один вечер? Тем не менее ключи я взял и, пропустив начальника вперед, вышел из кабинета.

– Аня закроет, – пояснил мне Макс…

Я плавно притормозил у входа в кафе Бори Кармана.

Знакомый верзила у входа улыбнулся, едва заметно кивнув, и исчез за кулисами бара. Судя по направлению его движения, он пошел за Карманом. Пока он отсутствовал, я наблюдал за Максимом. В самообладании ему не откажешь. Спокойно разделся, выудил из кармана сигареты, неторопливо крутил головой, рассматривая интерьер. Сейчас ему врезать или немного подождать? Кем бы Максим ни был по жизни, он всегда останется для меня учеником. И благодаря мне он сейчас греет кресло начальника УР. Может, этого не понимает? У некоторых людей есть такая черта характера – забывать старые долги. А его долг серьезный. Как в картах. Уж, во всяком случае, уважение ко мне этот парень испытывать обязан. Впрочем, может, именно здесь я и преувеличиваю. Так было тогда, когда я пришел работать в уголовный розыск. Теперь иные времена. Но мне все равно. Интересно, догадывается ли об этом Макс?

Появился Боря Карман. Честь и хвала его чуткости и пониманию ситуации. Я его не предупреждал, поэтому для него совершенно непонятно, с кем я явился. Боря лишь скользнул по нас взглядом и улыбнулся:

– Что прикажете подать?

Обрезанов приказал черный кофе без сливок. Я последовал его примеру. Ну, вот и все. Наступил момент истины.

– Ты на кого работаешь, Обрезанов? – Я отодвинул чашку с дымящимся напитком в сторону. – Только мозги мне не засирай. Я тебя умоляю. Максим, я прошу к себе немного уважения. Кажется, этого заслуживаю. Если мне что-то не понравится, разобью тебе морду. Мне сейчас плевать на чины и ранги. Ты передо мною в «косяках», как двоечник.

Макс отхлебнул кофе. Кажется, он ему не понравился.

– Что ты хочешь, Андрей? Я расскажу все, о чем ты спросишь. Я сам устал от всего этого…

Лукавил? Может быть. Работа у него такая. И потом, ему есть, чем рисковать. А мне – нет.

– Тогда скажи мне, друг любезный, кто подвиг тебя на телефонный звонок в квартиру Жилко? После твоего звонка произошла перестрелка. Знаешь, Максим, я проверил номер телефона по памяти аппарата. Там высветился твой номер. Случайность, правда? А как ее объяснить?

Обрезанов не побелел лицом. Он потемнел:

– Андрей… Как только ты выехал на адрес, я ушел в дежурку и держал с вами связь через радиостанцию… Ты разве не помнишь?!

Настала моя очередь темнеть лицом:

– То есть… Ты хочешь сказать, что тебя не было в кабинете сразу после моего отъезда?

Макс смотрел куда-то в сторону:

– Суки…

– Это ты точно подметил! Только вот вопрос кто? – осведомился я, прикладываясь к крошечной чашке. – И у меня еще есть вопрос. Меня «пасут». Чья подача? Только не гони. Меня «ведут» в рамках какого-то уголовного дела.

– Если скажу, что не в курсе, все равно ведь не поверишь.

– Точно. Теперь уже не поверю. Видимо, зря я тебя сюда привез. Нужно было в другое место… – Я на мгновение отвлекся, представив ситуацию, которая могла сложиться в то время в кабинете Обрезанова. – Максим, а кто в тот момент мог быть в кабинете напротив, у начальника отдела?

Тот наморщил лоб. У меня сложилось впечатление, что бывший ученик наконец-то начал шевелить мозгами.

– Понятия не имею. Шеф заперся в кабинете с самого утра. – Он вытянул из пачки очередную сигарету. – Я на самом деле не знаю, Андрей… Но ты должен мне верить. Я не способен на это.

– Верить тебе?! – Я наклонился так низко, что пар от кофе стал скользить по моему лицу. – Ты, как последняя сука, сдал меня кабинетным крысам из комиссии и сейчас просишь верить тебе?!

Успокоившись, я отвернулся к стойке. Боря искоса наблюдал за нашим разговором.

Можно расставаться. Обрезанов больше не скажет ни слова. Или ему на самом деле нечего сказать, или он не может этого сделать.

Мы расстались холодно. Он – потому что не знал, что я ему могу предъявить в следующий раз. Я – потому что, во-первых, уже ему не верил, а во-вторых, он представил ситуацию так, что она выглядела очень опасной игрой. Хоть и очень правдивой…

После встречи с Обрезановым прошло что-то около получаса. Еще десять минут оставалось до того момента, как я подойду к вычурному входу в банк, в котором еще недавно заправлял Ванькин отец…

Что происходит, я понял не сразу…

Если быть более точным в выражениях, я вообще ничего не понял. Это теперь я осознаю, что следующее празднование моего дня рождения могло вообще не наступить.

Едва я ступил на проезжую часть улицы Независимости (бывшая Сталина), как слева мои глаза резанул свет фар. То, что это иномарка с хорошо отрегулированной системой зажигания, было очевидно. Я не специалист в автомобилестроении, но отличить рык отечественного авто, сходного с воплем динозавра из «Парка юрского периода», от шума двигателя «иностранца», могу без труда. С тихим шелестом колес, но на огромной скорости меня сбила с ног какая-то махина. Если бы я в последний момент, поджав ноги, не рухнул спиной на ее капот, спасая колени, то… Тогда бы в заключении судмедэксперта было бы написано следующее: «…смерть наступила в результате множественных переломов и иных ранений, несовместимых с жизнью».

Страшный удар об асфальт и еще раз резанувший взгляд свет фар уезжающей иномарки…

Когда я очнулся, вокруг меня была тишина. Дорога здесь такая, что редко кто заедет сюда в поздний час. Всем проще двигаться в объезд, по проспекту Багратиона. Я лежал на животе и не хотел шевелиться. Столько раз приходилось видеть пострадавших после ДТП, что от одной мысли о том, что у меня сломаны ребра, ноги, руки или даже позвоночник, становилось плохо. Вспомнились слова из какого-то фильма: «пошевели пальчиками…».

Я пошевелил всеми сразу и понял, что пострадала, похоже, только голова. Все остальное двигалось, сгибалось и разгибалось во всех предназначенных для этого местах.

Голова трещала как после чудовищного похмелья. Но идти я мог, поэтому, шатаясь, я направился к банку…

Встретили меня в банке как своего, хотя была уже глубокая ночь, и кроме охранников, в здании никого не было. Двухметровые верзилы с бэйджиками на лацканах пиджаков предлагали отвезти меня, калечного, до дома, но я отказался.