Сергей Дышев - Куплю чужое лицо

– Но ты же не буддист, поэтому такая перспектива тебе не грозит. Ты, кажется, хотел заняться бизнесом: для русских дураков устроить тайский экстрим?

– Кстати, с буддийской аскезой тоже неплохая идея. Бреем наших бездельников и на весь срок турпутевки окунаем в нирвану. Научим жизни. А жизнь по философии буддизма – это страдание, а выход из него – только в углубленном размышлении и познании… Всех – в нирвану!

Патка, слегка охмелев, хмыкнула совсем по-русски и поучительно сказала:

– Ни фига ты не знаешь! У нас умеют радоваться жизни. Вы «русские» – хмурые нытики. А у тайцев знаешь какой общий жизненный девиз?

– Бороться, искать, найти и не сдаваться?

– Нет.

– Всегда готов?

– Это ты про что? В общем, не знаешь. Наш жизненный девиз обозначается всего одним словом «санук». В русском языке, я пыталась найти, нет такого слова. Но перевести примерно можно как «всласть повеселиться», «получить удовольствие».

– Значит, последний раз «санук» у нас был в поезде? – предположил я.

– Сообразительный юноша, – похвалила меня Паттайя. – Но вообще-то у нас это стиль «жизни с улыбкой». Но не такой, как у американцев, – фальшивой и натуженной: «Все – о’кей!»

Она скорчила гримасу.

– Американцы – редкостные засранцы! – поддержал я так, что на меня стали оборачиваться. Впрочем, сочувствующих «звездно-полосатым» не нашлось, и я продолжил тему: – Есть такое слово у русских: «кайф»!

– Знаю, – скривилась Патка. – Оно у вас всегда с водкой связано.

– Я вижу, ты хорошо постигла нюансы русского языка.

– А вот тебе придется изучать тайский, чтобы добиться успеха в бизнесе.

– Под твоим руководством: сначала «санук», потом – урок.

– Наоборот!

Так мы ворковали на протяжении всего полета. Пару раз мы попадали в зону турбулентных потоков, нас швыряло, кидало в воздушные пропасти, и отслуживший свое в американской авиакомпании старичок «Боинг» стонал, трещал, скрипел всеми своими суставами, жалуясь на проклятых украинских буржуев, ждущих его погибели. Но эти невзгоды преодолевались, снова сияло солнце, и попутные ветры прибавляли скорости.

…Мы мечтали, что у нас будет свой дом с маленьким садом, в котором обязательно по тайской традиции поставили бы разукрашенный всеми цветами радуги «домик духа» – чтобы заманить его, затейливого, под свой кров.

– В Таиланде, – пояснила Паттайя, – очень уважают духов, боятся рассердить и выпрашивают у них милости. Дух охраняет территорию. А чтобы он не спал и был добрым, ему приносят еду и питье, цветы и ароматные палочки.

Мы договорились, что выпрашивать милости будет Паттайя, а я – задабривать подарками…

Наконец нам объявили, что мы прибываем в международный аэропорт «Утопао». «Боинг», тряхнув стариной и пассажирской начинкой, приземлился и покатил по бетону аэродрома.

Раздались привычные аплодисменты, кто-то пытался спровоцировать нестройное «ура».

– Что-то мне не нравится название аэропорта «Утопао»: напоминает «утопаю»! – заметил я, не подозревая, что злой рок еще припомнит мне этот каламбур.

Наконец мы ступили на благословенную землю. И если Создатель оставил что-то на Земле от рая, то это Таиланд.

За вход в рай мне для начала предложили заплатить 1000 бат что было в принципе пустяком – около 25 американских долларов. Это была стоимость визы, тут же меня и сфотографировали на память. Мы прошли паспортный контроль, таможню; стеклянные двери раздвинулись перед нами, и мы ступили на другую планету. Мы окунулись в горячий пряный воздух, насыщенный неведомыми запахами, будто очутились под куполом гигантской бани. Единственное, что напоминало матушку-Европу, – горячий асфальт под ногами. Маленькие, как компакт-диски, тайцы для европейцев – сущие инопланетяне, они сновали с муравьиной сосредоточенностью и подвижностью.

Я вспомнил, что Таиланд – страна улыбок, и тут же ощерил зубы. Что касаемо Паттайи, то ей и не надо было напрягаться. Она сияла: живой вернулась из холодной России, откуда ее едва не привезли в виде горстки пепла. Согласитесь, разница существенная, что бы там ни проповедовало буддийское учение. И мне тоже захотелось полюбить от всего сердца эту маленькую страну, прижать ее к себе и почувствовать взаимность. Мне захотелось полюбить короля и королеву Таиланда, почитать и членов его семьи. И никогда, даже мысленно, не пытаться к ним прикоснуться, ибо это страшное оскорбление. (Об этом предупреждают туристов.)

Хотя никто не может так обидеть, как ты сам себя…

Я предложил Паттайе немедленно отправиться в небольшое путешествие. Сесть на кораблик, катер, джонку и поплыть по каналам, созерцать Бангкок, все его пригороды, плавучие рынки, деревни. Паттайя была не против. Она сказала, что ни разу не плавала по каналам. Этим увлекаются бездельники-фаранги (то есть европейцы). Я ей ответил, что это характерно для всех жителей курортных городов: они не купаются в море, не катаются на каруселях, не питаются в ресторанах, не ходят на стрип-шоу. Они круглые сутки зарабатывают деньги на туристах.

На пристани мы наняли небольшое прогулочное суденышко, которое, возможно, еще недавно использовалось как рыболовецкое, но для океана уже одряхлело. Паттайя что-то прощебетала на местном, капитан кивнул, получил от меня задаток, и мы поплыли по зеленой воде канала. Город тоже проплывал по обе стороны, обрастал на глазах небоскребами. Подъемные краны на горизонте выкладывали все новые белоснежные корпуса элитных отелей, транснациональных компаний, хрустальных билдингов. Потом нашему взору открылись золотые пагоды королевского дворца, они сменились особняками с каменными набережными. Постепенно пейзаж становился более романтичным: на зеленых берегах, среди садов и раскидистых пальм, будто на причалах стояли деревянные двухэтажные домики и ждали случая, чтобы медленно отправиться вниз по течению. Возле одной такой затерявшейся среди листвы двухэтажной хижины на подтопленных сваях я приказал капитану остановиться. Впервые в жизни я испытывал ощущение, что время остановилось и мне его просто некуда девать. Впрочем, что-то подобное было в психиатрической клинике – но с одной разницей: время там вообще перестало существовать.

Паттайе я объяснил, что хочу узнать, что за люди живут в этом домишке, который так опасно накренился в сторону канала. Но потом я понял, что это своего рода оптический обман, возможно, специально задуманный. Фокус состоял в том, что над открытой двухэтажной террасой деревянная крыша лежала под острым углом. Да еще перила на втором этаже были развернуты наружу. Будто после схватки тайских боксеров.

Мы причалили, прижавшись гирляндой подвешенных по борту кораблика автопокрышек, к бетонной плите – единственное, что было не деревянное в этой обители водяных духов. Минуты через три-четыре на нижней террасе появился сухопарый старичок, с большими залысинами и внимательными глазками. На вид ему можно было дать и 60 и 90 лет. Тайцы «засыхают», и в течение своей жизни поддерживают примерно один и тот же физический вес. Они радуются тому, что дает им жизнь. Их любимая поговорка: «Плошка риса в день и одна рубашка – этого тайцу достаточно для счастья». В русском фольклоре вряд ли найдешь что-то сходное…