Сергей Дышев - Гасильщик (Сборник)

Говорят, что мужчина познает тайну женщины после ночи, проведенной с ней. Это так, но есть тип женщин, для которых это правило неприемлемо. Светлана стала для меня еще более загадочной и таинственной: иногда она казалась искушенной сердцеедкой, а иногда – безрассудной, взбалмошной девчонкой. Но ее выдавал взгляд – ироничный, понимающий, как будто она что-то хотела сказать, да всякий раз останавливала себя, зная наперед, что не поймут…

Мы без приключений поднялись на третий этаж, я вошел первым в темную комнату. Балкон был распахнут настежь, в квартире стояла уличная температура, под дверью намело снегу.

– Этого следовало ожидать, – сказал я, закрывая балкон.

Света ничего не ответила, принесла веник, совок и ведро, быстро смела снег.

– Ты здесь простудишься. Поехали обратно, – предложил я.

– Нет, я останусь.

– Тогда тебе не обойтись без грелки в человеческий рост.

Она склонила голову набок и вымученно глянула на меня.

– Володя, не обижайся, но я хочу побыть одна… Не бойся, ничего со мной не случится.

Если человек не понимает таких взглядов, он – законченный зануда.

Я снял трубку.

– Имей в виду, телефон не работает. Хочешь, я проверю линию?

– Не надо. Все равно порвут. Обойдусь мобильником.

Я не стал настаивать. Если женщина захотела, она все равно поступит по-своему, даже если заведомо будет знать, что не права.

Не буду навязчивым.

И вообще, спецназ погранвойск не капитулирует, он уходит в глубокий тыл, чтобы появиться и овладеть противником с совершенно неожиданной стороны. В этом его сила.

Получив холодный поцелуй (чуть ли не в лобик) и бросив вожделенный взгляд на диван, я спросил более чем изящно:

– Скажи честно, Светочка, я тебя затрахал?

– Фу, какой ужас! И этот человек говорит о любви…

И она буквально вытолкала меня за дверь. Мне захотелось расхохотаться дурным и безнадежным смехом, но я напоследок выкрикнул:

– Я так и не записал твой телефон!

– Он все равно не работает! – послышалось из-за двери. – Спокойной ночи, Володя…

– А сотовый?

Она не ответила. Последний раз меня так выталкивали из женского студенческого общежития, когда я был курсантом-третьекурсником. Тогда тоже все шло как по маслу. И казалось, что вот-вот наступит вожделенный решающий момент, но – тщетно, и все потому, что я был слишком решительным. А так нельзя.

Дверь захлопнулась. Я вышел на улицу. Снег иссяк, пошел дождь, превратившись на асфальте в некое подобие грязной геркулесовой каши. Так сказать, приятного аппетита всем любителям овсянки.

Глухая тоска навалилась на меня. Комплекс Жюльена Сореля, придуманный мной самим, уничтожал меня, как лопнувшая в желудке капсула с серной кислотой. В чужом городе я находил друзей и так же скоро их терял. Карл Маркс, бедолага, ты замерз в подворотне. И брезгливые сержанты погрузили тебя и с трудом пристроили в захудалом морге, где половина таких же, как и ты, невостребованных бродяг… В последнее время я только теряю. Может, именно за это мне платят деньги – за то, что я научился безболезненно или безропотно оставлять?.. Кажется, я слегка выписывал кренделя, потому что возле меня остановилась милицейская машина.

– Эй, парень, далеко собрался? – спросил выглянувший сержант.

– Домой, – ответил я грустно.

– Чего ж так поздно? – снова задал он вопрос, видно, пытаясь определить, к какой категории правонарушителей меня отнести.

– Девчонка выгнала, – поведал я свою тоску.

– Бывает, – сочувственно согласился сержант. – Может, подвезти?

– Подвезите, – сказал я.

В машине было тепло и уютно. По-свойски трещала радиостанция: где-то сперли машину, а на улице Усиевича оказывал сопротивление ночной дебошир.

– Я себе дал зарок не жениться до тридцати, – сообщил водитель, прикуривая потухшую сигарету и освещая желтые усы.

А второй посоветовал мне:

– Не торопись жениться – дурное дело нехитрое.

– Знаю, ребята, – я внес ясность. – Было дело…

– Понятно…

Я поблагодарил ребят и почапал в свою – не свою квартиру. Хотя мне так хотелось зарядиться с мужиками на всю ночь, мотать сырые километры, мчаться под желтыми головками фонарей, подспудно желая неожиданных развлечений.

И тут я подумал о Валерке Скокове. Странные у нас отношения… Впрочем, незачем обманывать себя. По грудам арматуры, вывороченных булыжников, бочек, скамеек я перелез на другую сторону. Проще говоря, перешел на ту сторону баррикады. Хотя сам я так не считал. Но если б начистоту рассказал о своих делишках Валерке, он навсегда бы распростился со мной, обозвав на прощание непотребными словами…

И все же я решил позвонить Скокову. Какая-то сила удержала меня сделать это по мобильнику, я подошел к телефону-автомату, набрал номер и сразу услышал глуховатый Валеркин голос.

– Это я… Извини, что разбудил.

– Я не спал. Работаю.

– Я хотел бы поговорить с тобой. Но не по телефону.

– Приезжай.

– Прямо сейчас?

– Да, – коротко ответил он и положил трубку.

В наших отношениях появилась зависимость.

Я прыгнул в метро, и минут через сорок был у Валеры. Он коротко пожал мне руку, не выразив при этом эмоций. Семья уже спала, мы уединились на кухне. На меня вдруг накатило желание исповедоваться: Валерка был и остается моим другом. Но правда, которую он должен услышать, могла жестко, как ударом меча, навсегда разъединить нас. Он офицер ФСБ, и этим все сказано.

Но я все же рискнул. Мы пили жидкий чай, я говорил, он слушал, сначала молча, потом встал, кажется, что-то хотел сказать: брови сошлись на переносице…

Он многое узнал в эту ночь: о тайных съемах информации у конкурирующих фирм, «жучках», видеосъемке, спецподготовке…

– Всю эту вашу кухню молодых акул капитализма я знаю лучше тебя, Вова, – сказал он нарочито медленно. – Но я знаю и другое: ты влип туда, откуда обратной дороги нет. В лучшем случае ты попадешь за решетку.

– Ты мне уже об этом говорил…

– Не видишь дальше ста шагов по маршруту, по которому тебя запускают. Вляпался в самое опасное дело! Тебя допустили, между прочим, в святая святых – контрразведку, а так как ты человек со стороны, без связей в Москве, пришлый, срок твоей службы недолгий. Когда переполнишься информацией, вроде тазика, который стоит под капающим краном, тебя выльют в отхожее место. И поверь, даже ФСБ не найдет твоих следов.

– Служба в ФСБ тебя несколько деформировала, – заметил я, впрочем, не имея никакого желания ввязываться в драку.

Валера посмотрел на меня с сожалением. Меня просто взбесил этот взгляд. Но я постарался сдержать себя.

– Если бы ты знал то, что знаю я, впрочем, не только я – все это лежит на поверхности… – Он не договорил.

А я воспользовался паузой и перешел в наступление. Возможно, в чем-то я был не прав.