Ивар Рави - Зеноби

Охранник, выслушав обратившихся к нему, чуть посторонился, всем своим видом показывая свое презрительное отношение к подошедшим. Один из сирийцев нырнул внутрь палатки и вернулся через буквально минуту. Он перебросился парой с охранником фраз и, взяв за руку девушку, которая явно стала упираться, чуть ли не силой потащил ее за собой вовнутрь.

Я сделал несколько шагов по направлению к ним. Это становилось интересным, похоже, что все происходило против ее воли. Возможно, Саид и был прав, говоря о насильственных браках. Тем временем сириец, работник администрации, выскочил из палатки. Они вместе спешно направились в сторону администрации. Меня удивила реакция охранника, который демонстративно сплюнул им под ноги и отошел от входа в палатку на метров пять.

Сделав еще несколько шагов, я очутился практически сбоку от них и замедлил шаг: немного понурив голову, словно раздавленная ношей, мать девушки брела в сторону, откуда они все пришли. И в этот момент я услышал девичий крик: невыразимая боль и скорбь была в этом крике. Мать девушки вздрогнула, остановилась — я отчетливо услышал ее всхлип — и потом снова побрела дальше. Крик повторился, но уже немного тише, словно кричащий захлебнулся или кричал через затыкаемый рот.

Не отдавая себе отчет, я рванул вправо и, в секунду преодолев разделявшее меня от палатки десять метров, нырнул, чуть не упав и запутавшись в пологе, в темное нутро. Картина, представшая перед моими глазами, была написана явно не маслом: на огромном количестве подушек и ковров, устилавших палатку, барахтались две фигуры. Белая, мощная, почти полностью прикрывала собой фигурку девушки. Та, в темном платье, сучила ногами, пытаясь скинуть с себя тело мужчины. Одной рукой араб закрывал девушке рот, второй почти успешно задрал подол ее платья в попытках добраться до самого сокровенного. Секунды мне хватило, чтобы принять решение не головой, а сердцем.

С истошным криком:

— Что ты делаешь, сволочь! — я бросился на спину арабу и начал тащить его от девушки. Мои руки сомкнулись на горле принца, который в данный момент для меня был не принцем, не человеком, облеченным властью. Это был подлый и безжалостный насильник. Араб издал испуганный полузадушенный визг, и в этот самый момент что-то с невероятной силой оторвало меня от него и вознесло почти под самую крышу палатки. Подняв меня над головой, охранник разжал руки, и я грохнулся на ковры почти с двухметровой высоты.

Вскочив на ноги, я обратил внимание на девушку: с разорванным на груди платьем она, свернувшись калачиком, мелко всхлипывала, пытаясь руками закрыть прореху на груди, но маленькие руки не могли всего закрыть, и я отчетливо видел шоколадный сосок между пальцев ее руки. Ее огромные карие глаза застыли в испуге. Сомневаюсь, что она осознавала, где находится и что происходит. На большее у меня не хватило времени, потому что меня грубо ухватили за шиворот и поволокли к выходу под визгливые крики и указания принца. Который на ходу заправлял одежду, сопровождая нас к выходу.

Вытащив меня из палатки, этот грозный и суровый охранник преобразился: он снял очки, явив мне ослепительно голубые глаза и улыбнувшись уголками губ, сказал:

— Get out of here! Я не стал спорить с ним и последовал его совету, максимально быстро скрывшись в своей палатке.

Я не знал, что после того, как меня выбросили оттуда, саудит трусливо сбежал к своей делегации. Не знал, что тот охранник помог девушке закутаться в шаль и передал ее сбежавшимся сирийцам, чтобы отвести в больницу: девушка была в истерике. Не знал, что после всего этого директор Труассо был вызван на ковер к Абдель-Азизу и узнал от араба каким редкостным говном он является. Не знал, что саудит пригрозил остановить финансирование лагеря, и директор буквально в ногах у него валялся, вымаливая прощение. Не знал, что среди свиты араба звучали призывы наказать меня как следует за то, что осмелился поднять руку на принца крови.

Все это время я скрывался в своей палатке, в который раз переживая и сожалея, что впутался в ненужный мне конфликт, несмотря на все предупреждения Саида. Все это мне рассказал он сам, когда пришел ко мне спустя два часа, после того как осмотренная в больнице девушка наконец заснула под влиянием снотворных. Принц не успел нанести ей вреда, если не считать психологической травмы, связанной с его попыткой изнасилования.

Саид так нежно и так восхищенно смотрел на меня, что я смутился.

— Саид, перестань на меня смотреть как на идола, я сделала то, что сделал бы на моем месте любой человек.

— Нет, Саша, так сделал бы мало кто. И ты спасла эту девушку, ты спасла ее честь, и это после моих просьб не вмешиваться!

— Саид, пойми, это так подло, насиловать маленькую беспомощную девушку. И я совсем не герой, у меня проснулась женская солидарность, — я улыбнулся, вспомнив, что к девушке у меня был совсем даже не женский интерес.

— Саша, есть проблема, — Саид осторожно подбирал слова, — Абдель-Азиз пригрозил остановить финансирование лагеря, а это почти сорок тысяч голодных ртов. Он согласен забыть оскорбление, если ты извинишься перед ним. Я понимаю, что это трудно, но сделай это ради всех этих людей, Меня вызывал Труассо, просил убедить тебя в том, что это крайне необходимо, — Саид виновато понурил голову.

Извиниться? Перед этим козлом, что не дал изнасиловать девушку? Да легко! Хоть этот подонок этого не заслуживает, но я ударил венценосную особу. В своих извращенных фантазиях я уже рисовал себе мучительную казнь посредством закапывания в песок живым. А если можно отделаться простым извинением, да без проблем, лишь бы скорее закончить с этим. Да и Труассо, каким бы он негодяем ни был, я был обязан: не задавая лишних вопросов, он принял меня в лагерь, определил жалованье, пусть и мизерное. Принести словесные извинения там, где я уже четвертовал себя в своих мыслях, я считал меньшим злом, что можно было ожидать.

— Извинение должно быть публичным, — Саид добавил ложку дегтя в мою бочку меда. Публичным? Черт, это уже неприятно, но не смертельно. Я думал, что принца задело мое рукоприкладство, а ему, оказывается, важнее выставить меня перед своими людьми, как тварь испуганную и просящую извинений. Ладно, пусть порадуются старые педофилы, пусть думают, что я испугался, мне на их мнение глубоко наплевать. Главное, люди не будут голодать, а со временем, может, и эта практика женихаться на бедных сирийках сойдет на нет.

— Саша, спасибо тебе, ты спасаешь весь лагерь от голода. Я приду за тобой чуть позже. Саид понял, что я согласен. Он поднялся, приложил правую руку к груди и вышел, оставив меня одного. Я заново пережил всю увиденную картину: никогда не одобрял подобного, насильники, по моему мнению, заслуживали смерти. С ними даже уголовники не здоровались! Можно было крест на жизни осужденного насильника: попав на зону, они на своей шкуре испытывали ощущения, что до этого приходилось испытывать их жертвам. Помню, в России, после подобных участившихся случаев, в Государственной Думе всерьез рассматривался вопрос химической кастрации такого контингента преступников. Но, кроме разговоров в кулуарах, дальше процесс не пошел, а вот усыновлять безнадежно больных детей иностранцам запретили. Этот закон приняли быстро, лишив больных возможности лучшей жизни. А сколько таких безнадёжно больных детей, попав в благоприятную страну, становились учеными, спортсменами, талантами в области живописи и музыки!