Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

— Одним глазком позвольте взглянуть! Решается судьба диссертации!

Тамара не устояла — она приоткрыла плоский портфель и вынула из оранжевой папки распечатку — черно-белое изображение звероподобной головы, переходящей, однако, в совершенно человекообразную шею. Комбату, в отличие от всех остальных, бросилось в глаза это жуткое противоречие. Итак, Зернов переключился с животных на людей!

— Скажите, Тома, — Рублев старался сдерживать эмоции, — а как увидеть оригинал — электронный вариант снимка? Он ведь цветной, и дата, возможно, указана? Вы распечатали его полностью или только самый впечатляющий фрагмент?

— Рассуждаете, как следователь!.. — начала было Тамара.

Но Борис Иванович мягко осадил ее:

— Как исследователь, что, в общем-то, почти одно и то же. Итак, как нам увидеть оригинал и узнать адрес отправителя?

— Не доверяете? — обиделась журналистка. — Меня профессионалы высокой пробы заверили в подлинности!

— Скажите, это снято здесь, а не в частном заповеднике Мексики или в уссурийской тайге? В этом вы можете быть уверены?

Бойкая Тамара закусила губу, такого нюанса не учли ни она, ни господин Апанасенков. Придется подъехать к дотошному исследователю с флэшкой и показать снимок. А с адресом отправителя у нее, к сожалению, проблема.

— Отправитель пожелал сохранить инкогнито, — грустно развела она руками. Проверили — он электронный ящик создал на пятнадцать минут, только чтобы послать письмо и высказать свои требования. Делал это на главной почте — оплатил полчаса времени, ему хватило. Отправил и самоликвидировался. Это сейчас нетрудно. Оператор на кассе, конечно, не запомнила, кто оплачивал. С ней я уже поговорила — вице-мэр помог своими связями.

— И что за гонорар попросил этот таинственный фотоохотник? — полюбопытствовал Андрей. — Уж не пятьсот ли евро перевести на Дударенко Викторию Альбертовну?

Подберезский сказал просто так, наугад, но попал, как говорится, в яблочко.

— Точно, все совпадает! И предупредил, что если денег не будет, то по всем форумам разошлет, что снимок поддельный, а он — его автор. Дескать, программист, сделает все так, что поверят ему, а не нашей печатной «сплетнице».

— И вы, конечно, перевели «еврики»! — не сдержался Комбат.

— Владлен Львович из городского фонда выделил, сказал, что Сочи может себе позволить такую сумму.

— Давно? — Илья вскочил из-за стола, готовый бежать на главпочтамт.

— Часов пять назад, — растерялась Тамара. Она поняла, что в загадочной истории с местными горными монстрами есть подробности, о которых она ничего не знает. А скромные криптозоологи, наоборот, знают чуть больше, чем делают вид…

Спустя десять секунд после удивительной догадки хорошенькая женщина перестала чувствовать себя гвоздем программы. Ее брат, отвернувшись и прикрыв рот рукой, по телефону ставил задачу кому-то из подчиненных узнать, получен ли перевод на имя Дударенко и кто был получателем. Запрашивал доставить по назначенному адресу копию квитанции о получении. Великаны негромко совещались между собой о том, что нужно найти следопыта-вымогателя. При этом они не выпускали из поля зрения известных городских скандалистов, непонятно каким ветром занесенных в обычное городское кафе.

Иван понимал, что замести следы еще можно. Светлана курирует какие-то приюты. С ближайшей инспекцией законной женушке придется взять его с собой. Если Петя не погиб и не украден — он окажется там. Вот только что с ним делать, если он найдется?

С Аленой сложнее — ясно, что без специалистов и серьезного лечения ей не выпутаться. И та же дилемма: допустим, выздоровела она, вновь стала трепетной, открытой, неравнодушной. Про сына вспомнила. Как с ней такой поступать? На что она, выздоровевшая, решится? Если в прокуратуру обратится — могут и прислушаться к интересному заявлению. Лучше ей, раз уж впала в анабиоз, в нем и оставаться.

Иван привык вершить чужие судьбы, не задумываясь о том, что они равноценны его собственной и чужая боль ничуть не слабее его ощущений, а проблемы не стоят дешевле, если принять за валюту условное количество потраченных эмоций. Он захотел женщину — и взял ее, как куклу с витрины. Теперь кукла испортилась, и ее проще всего выбросить и забыть. Будь он человеком скупым — менял бы на новую по денежному взаимозачету. Но он, Иван Волошко, человек широкой души, крупный бизнесмен, может себе позволить не мелочиться.

На самом деле Вано шкурничал, спасая свою драгоценную репутацию, выражающуюся в многозначных количествах условных денежных единиц. Но даже самому себе он не желал в этом признаться. Операция «Похищенная любовь» с треском провалилась, значит, нужно извлечь уроки и замести следы. Уроки такие — не гнушайся жены и пользуйся проверенными шлюхами.

Помелом, убирающим присутствие Алены Игоревны Зерновой в его жизни, станет специальный интернат, который коллеги создали для похожих ситуаций. Таких, когда человек вроде бы есть, но на самом деле его нет — он не принадлежит себе. Уход там блестящий, еда потрясающая, обстановка роскошная. И персонал замечательный. Настолько грамотный и преданный делу, что даже те пациенты, которые при поступлении что-то помнили о доинтернатской жизни, напрочь забывают прошлое. Включая собственные имена и фамилии. Не возбраняется «хранить» только привычки. Любил лосося в белом вине — требуй, подадут. Нравились лохматые болонки — обзаводись. Не можешь обойтись без массажа и маникюра — обеспечат по полной программе. Так что никто из пациентов не жалуется: ни бывшие жены и мужья, ни любопытные родственники, ни догадливые секретари и бухгалтера. Обитают в трехэтажном особняке большой разобщенной ватагой и недешево обходятся спонсорам проекта.

Господин Волошко, кстати, был одним из них. Он участвовал в финансовой жизни интерната просто так, на всякий случай. И, кажется, этот случай настиг его. Хорошо, что Алена сейчас такая тихая и непривередливая. Не то что после Ирочкиного похищения. Тогда вопрос о сыне не сходил у нее с языка: «Где Петя? Что с моим мальчиком?»

Без денег и документов готова была обежать Москву в поисках ребенка.

Сейчас молчит, пьет вино, ничем не интересуется, ни о чем не просит. Она смирилась и покорилась. И мужчине, и обстоятельствам, в которые он ее погрузил. Ей настолько плохо, что она забыла, что бывает хорошо. Бесцветная, безнадежная боль пропитала ее истерзанную душу. Ни малейшей надежды на улучшение, ни единого шанса спастись и спасти единственного ребенка… Жизнь закончилась в тот момент, когда она из-за поросшего седыми волосами мужского плеча встретилась глазами с сыном. И прочла в них недоумение и испуг… Тогда еще можно было изменить ситуацию, оттолкнуть Ивана, завернуться в покрывало, унести Петю в его комнату и укачать, убаюкать, убедить, что ему все приснилось. Почему-то она не смогла. Храбрость и решительность, материнский инстинкт отступили перед ложной стыдливостью. И все… Произошел перелом… Сознание помутилось, ценности изменились, воля исчезла…