Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

Впрочем, вдруг подумал Оборотень, ведь может быть и так, что ей больше нравится он, молодой, нежный, сильный, страстный. Может быть так, что плакала она утром потому, что действительно жалела, что должна с ним расстаться, только не из-за него, а из-за себя, из-за того, что намерена куда-то улететь. А с этим мужиком она любезничает только потому, что хочет его использовать для своего блага. И вообще, неизвестно, что она сейчас ему рассказывает… Парню очень захотелось как-нибудь узнать, кого же она ценит выше, кто ей нравится больше: он или взрослый, уже циничный в меру возраста и жизненного опыта мужик? Если бы у него было побольше времени, он бы обязательно сделал так, чтобы Лена и думать забыла об этом хлыще. Чтобы она мечтала только о нем, чтобы никто не стоял меду ним и его желанием, в данном случае желанием безраздельно обладать девушкой. И вот тогда он ее бросит! Одну.

Понятно было одно: Игорь Леонтьевич Столыпин-Марков может уже готовить свои инструменты для пыток, потому что совсем скоро, буквально вот-вот, Дмитрий Петров ляжет к нему на стол для беспощадного дознания. Оборотень сделает все, чтобы это случилось максимально скоро.

А Лену, пожалуй, он бы хотел изнасиловать прямо там, где будет сидеть измученный Петров. Не для того, чтобы получить наслаждение от ее тела, а из мести. Изнасиловать. Не довести ее сладким и бесконечным наслаждением до полного томного бессилия, а сделать ей больно как морально, так и физически ради того, чтобы унизить. Грубо и технично сделать ей больно.

И тут парень понял, что разговор между этими двумя заканчивается. Они о чем-то договорились, снова слились в долгом и очень проникновенном поцелуе. Оборотень весь превратился во внимание, теперь ему надо было, несмотря ни на что, не потерять мужчину в толпе.

Лена махнула рукой в сторону метро. Оборотень вжался в стену киоска, потому что вход в метро был практически за его спиной, и быстро переместился за угол, высматривая парочку через стекла. Мужчина взял девушку за талию, предлагая проводить ее. Они повернулись и пошли в его направлении.

Оборотень подумал, что земля ушла из-под его ног. Мир стал как стеклянный, в нем на миг пропали звуки, но тут же сразу вернулись, обрушившись на барабанные перепонки невыносимым уровнем шума. Парень не поверил своим глазам. Рядом с Леной, грациозно поддерживая ее за талию, шел Митяй, родной брат Оборотня. Он изменился, возмужал, огрубел, если сравнивать с тем юношей, каким был десять лет назад, но это был точно Митя. Ну да, и зовут его Дмитрий Степанович. Вот только фамилия почему-то Петров, а не Шершнев. Впрочем, этому наверняка есть объяснение.

Все недавние настроения Оборотня испарились, как будто их не было. Сердце стучало от радости, парень уже совсем решился выйти из-за киоска, чтобы обнять вновь обретенного брата, но увидел, что парочка изменила направление движения, что он их чуть не потерял, потому что Митя уже садит Лену в такси.

Сердце забилось в другом ритме — в ритме страха снова потерять его следы. Да, он посмотрел вчера номер его мобильного в телефоне Лены, пока та спала, но брат может не ответить на незнакомый номер, учитывая его теперешнее положение. И стоит ему сесть рядом с Леной и закрыть дверь, как Оборотень, без сомнений, опять его потеряет.

К счастью, этого не случилось!

Закрыв за Леной дверь, Дмитрий Петров повернулся обратно и, посмотрев на часы, снова вышел, оглядываясь, на середину площадки около входа на станцию метро «Парк культуры».

Он ждал кого-то еще. Оборотень не решился выйти из укрытия. Во-первых, он не хотел мешать брату. Во-вторых, ему было любопытно: все же он знал, что тут дело пахнет какими-то секретами, и, возможно, именно сейчас парень подобрался совсем близко к разгадке. Конечно, он не станет сдавать брата Столыпину; скорее всего, наоборот, предупредит его и станет рядом. Было бы здорово работать вместе, подумал парень. И в-третьих, он пока не придумал слова, которые надо сказать Митьке в момент долгожданной встречи.

Кудраков очень не хотел встречаться с Петровым, но понимал, что выбора у него нет. Он потребовал от Потапчука информацию о том, где находятся его наблюдатели, три раза переспросил, не уйдут ли они до конца сделки, вытянул обещание, что его одного не бросят на произвол судьбы с этим человеком и в случае малейшей необходимости придут на помощь. Федор Филиппович с легкостью удовлетворил все требования Геннадия Владимировича. В любом случае все это все равно было предусмотрено.

Потапчуку пришлось самому иметь дело с капризами земельного политика, потому что Глеба он решил принципиально оставить в тени на время операции. Кудракову, который настаивал на присутствии Сергея Слепцова, было отказано в жесткой форме. Позже, правда, Федор Филиппович по-дружески объяснил, что на операции чужих людей не берут, тем более что этот Слепцов знаком Кудракову всего несколько дней и никто не знает, каковы его истинные цели. Может случиться, что он мечтает отомстить за брата.

Это всерьез озадачило Геннадия Владимировича. По крайней мере, он перестал даже вспоминать о Слепцове.

В это время Глеб наблюдал за всем, что происходило, из машины. Его задачей было не упустить Петрова, выследить его после операции, куда бы тот ни поехал, сесть на хвост и не отпускать уже до самого завершения дела.

К чести Геннадия Владимировича, вел он себя во время переговоров прекрасно. Во-первых, все признаки невроза и страха покинули его сразу, как только пришло время выходить на арену. Во-вторых, он прекрасно держал заранее проговоренную сценарную линию и даже явил миру свою силу воли, надавив в ответственный момент на собеседника, несмотря на агрессию с его стороны и множественные попытки запугать непослушного партнера.

Еще до того, как группа приехала на назначенное место встречи, на Кудракова повесили микрофон. Весь разговор не только был хорошо слышен Потапчуку и его команде, но и записывался.

Геннадий Владимирович, после того как нагородил достаточно небылиц про то, что Таранков до сих пор не имеет понятия о местонахождении дочери, спокойно достал документы и запросто отдал их Петрову. После первого же взгляда на бумаги нескрываемое нетерпение Дмитрия Степановича испарилось с его лица так же быстро, как вода испаряется с раскаленного камня. Он зло и даже жестоко уставился на Кудракова. Сверлящий взгляд из-под бровей мог бы испепелить любого, кто попал бы в прицел. Но Геннадий Владимирович не дернулся ни одним мускулом, как будто был с ног до головы окутан мощнейшим иммунитетом к этому взгляду.

— Ты чем-то недоволен? — нагловато спросил он.

— Ты еще спрашиваешь?! — прошипел Петров. — Это все ксерокопии.